Троллейбус без номеров - [88]

– Но, Мария Викторовна, – Оля скептически прищурилась. – Большинство концертов как раз в одиннадцать и оканчиваются. Вы не волнуйтесь, я на кучу концертов ходила, нам там нет ничего страшного.

– Ну, ладно, – мать неожиданно сдалась. – Чтобы дома была в двенадцать. И чтобы все время телефон был включен.

Саша не могла поверить своим ушам. Чтобы мать – мать, которая разрешала ей видеться с подругой максимум час, поедом ее ела за опоздания и заставляла отзваниваться на пороге школы – дала разрешение? Уму непостижимо! Наверное, Оля ее заколдовала. Или сказала что-то, от чего нельзя отказываться. Или дала ей денег.

На вопросы подруга лишь улыбалась и говорила о том, что знает, как правильно попросить. Они распрощались, и Оля поехала к себе домой, в Коньково, а Саша осталась дома. Вяло размазывая по тарелке прогорклую овсянку, она несмело подняла глаза на мать.

– Мам, ты меня и вправду отпустишь?

– Сказала – отпущу, значит, отпущу, – пробормотала мать, занятая чтением очередного любовного романа в мягкой обложке из ближайшего супермаркета. – Хорошую ты себе подругу нашла, Саш. Эта Оля – девочка серьезная, сразу расписала мне все, что я хотела – и ответственности у нее побольше, чем у Аньки твоей. Вы все еще общаетесь?

– Нет, давно перестали. С тех пор, как я ей локтем по животу двинула, – скучающе ответила Саша и продолжила копаться в овсянке. – Да она больше меня и не трогает, так, треплет всякие гадости, да и плевать я на нее хотела. Все равно летом экзамены сдам и переведусь.

– Ты смотри, не говори никому из одноклассников, что переводиться решила, – предостерегла ее мать. Ее голос не предвещал ничего хорошего. – А то не получится сдать экзамены, а они не забудут. Дети в этом возрасте очень злые, Саш. И такой, как ты, с ними будет очень трудно.

– Ну, спасибо, мам, – пробормотала Саша, уткнувшись в тарелку.

По правде говоря, такой, как она, действительно будет трудно. Ведь Саша так и не научилась врать, толком не умеет общаться и не знает, как получать то, что ей нужно. Ей проще сделать все самой, а не просить других – и потому она никогда не вписывалась в коллектив. В детском саду ей проще было читать книги, а не носиться в дурацких играх в дочки-матери, в школе тоже больше нравилось сидеть в уголке и читать очередной томик Пушкина, а не обсуждать домашку или учителей. Аня пыталась ее расшевелить, звала на всякие сомнительные мероприятия вроде антикафе или скалолазания для начинающих, но, всякий раз натолкнувшись на непоколебимый запрет Сашиной мамы, быстро остывала.

Саша знала эту свою особенность – а потому была живо удивлена, что Оля предложила ей дружбу. И что ей почему-то вовсе не было сложно помочь Саше убедить мать, не было сложно приехать: наверное, из всех людей, что остались в реальном, крепко стоящем на ногах мире, она ее единственная приятельница.

Опять вспомнился Влад, и Саша с силой заскребла вилкой по тарелке. Получила недовольный окрик матери и втянула голову в плечи. Ну уж нет. Хватит. Хватит постоянно страдать. Сколько можно переживать по поводу всякой ерунды, которая привиделась ей во снах? Саша заслужила радость, заслужила одобрение и настоящую дружбу, она за месяц сдала все долги и теперь имеет полное право пойти на концерт этого самого Ковлера.

Когда он будет? В воскресенье? Еще бы дожить до этого дня.

* * *

Концерт должен был проходить в одном клубе на Ленинском проспекте и начинался в семь вечера, но Оля настояла на том, чтобы они приехали к пяти: можно будет и мерч купить, и со знакомыми поболтать, и, может быть, даже сходить в бар (маме об этом конечно знать не стоит).

Весь этот день Саша была как на иголках. Она давно сделала уроки, еще вчера, проснулась ни свет ни заря и то и дело поглядывала на часы, надеясь, что следующий оборот часовой стрелки пойдет быстрее, чем предыдущий. Саша пыталась рисовать, но в голову ничего не шло, пробовала забыться чтением, но, поймав себя на том, что вот уже полчаса читает одну и ту же страницу, отложила книгу.

Минуты тянулись, медленно, часы неумолимо тикали, а Саша валялась на кровати, прикрыв глаза. Ей совершенно нечего было делать, и, чтобы опять не скатываться в раздумья и рефлексию, она попыталась уснуть.

Так, вяло и лениво, прошел почти весь ее день, пока, наконец, часы не пробили четыре и она не понеслась из дома на автобусную остановку, накинув джинсовую куртку прямо на домашнюю футболку со штанами. Мать кричала что-то ей вслед, совала битком набитый рюкзак, но Саше, кажется, было все равно: так сильно она хотела вырваться из гнетущего серого и беспросветного состояния.

Поезд – Саша уже совсем отвыкла от того, сонного Метрополитена, пугающего и по-своему очаровательного – привез ее на станцию Ленинский проспект, где ее уже ждала Оля. Вся в значках и нашивках, она крутилась перед ней в своей неизменной кожанке и улыбалась, помахивая билетами на танцпол.

– Придется, правда, стоять, но это же самое веселое, особенно, когда слэм начинается, – охотно делилась она впечатлениями, шагая впереди Саши в какие-то дворы. – Помню, когда мне было пятнадцать, попала на концерт одной локальной группы в Питере, так там такой слэм был, вообще. Два ребра сломали.