Троллейбус без номеров - [90]

– А что, это плохо, что ли? Она же не серьезно все это делает.

– Да нет, не плохо, – Серый пожал плечами и заказал себе еще колы с ромом. Концерт еще даже не начался, но взгляд его уже был порядочно затуманен. – Девчонки – сложные существа. Мне кажется, проще понять высокомолекулярную химию, квантовую физику и основы экономики – чем то, что творится в голове у девчонки. Поэтому мы, парни, их так любим.

Забыв о сути вопроса, Серый принялся философствовать, прихлебывая ром. Саша уже хотела вежливо попробовать ограничить поток его словоизвержения, но внезапно на сцене повалил дым. Стробоскопы в зачарованном танце стреляли тут и там, и перед притихшей толпой появился музыкант.

Высокий, худой и с гитарой, он казался странно одиноким посреди всей этого сборища людей, пришедших за хлебом и зрелищами. Саша не могла увидеть его лицо – но ей опять показалось что-то знакомое в этой сутулой спине, в простецкой полосатой футболке и нарочито неряшливых джинсах.

Ковлер закашлялся в микрофон, и толпа ликующе взревела, превратившись в единую массу с сотней ртов и рук. Подумав о том, что творится сейчас на первом ряду, Саша поежилась. Наверное, музыканты сами боятся тех, кто приходит слушать их песни.

– Привет, Москва! – сказал Ковлер ужасно знакомым голосом. – Я очень рад, что вы остались вместе со мной после этого пятилетнего перерыва. Мне очень жаль, что в какой-то момент я просто не мог творить – но благодаря вам и вашей любви я оправился. И я надеюсь, что вам понравится мой новый альбом. Генри!..

– Охренеть, – прямолинейно высказался Серый. – Не думал, что он позовет полноценную группу. Смотри-ка, барабанщик, клавишник, басист – он, никак, вторых «Пинк Флойд» создать хочет?

– Да ему до «Пинк Флойд» как до китайской границы на карачках, – обиженно бросилась защищать своих кумиров Саша.

Серый в ответ лишь хмыкнул и заказал пива.

Музыканты начали играть песню, и Саша с удивлением поняла, что не чувствует больше ничего. Все опасения ушли на задний план, и единственное, что ее сейчас волновало, это гитарные аккорды, ноты, взятые на синтезаторе, и барабанные партии. Ковлер пел, почти кричал, о любви и прощении, и Саша подумала о том, что Владу бы эти песни понравились.

Словно зачарованная, Саша подошла поближе к толпе и вслушалась в песню, словно это помогало ей понять что-то, чего раньше не получалось выразить словами. Оля была права: казалось, не обладая никаким особым талантом, Ковлер пел так пронзительно и честно, что Саша чувствовала, как с каждой взятой им нотой с нее слетает накопленная за эти непроглядные месяцы без Влада ржавчина. И плевать, что Саша слышала эти песни впервые: ей хотелось стать куда ближе к певцу, узнать о нем все – и переслушать всю его музыку.

Закончилась эта песня – и началась вторая, а потом и третья. Неведомым образом Саша переместилась в самый центр толпы, и какой-то взрослый мужчина посадил ее к себе на плечи. Она, не слыша своего голоса, радостно кричала, поднимая руки вверх. Стробоскопы все мигали и мигали, толпа при белом, космическом свете двигалась замедленно, будто во сне.

Саша жадно смотрела по сторонам и слушала во все уши, стараясь впитать все вокруг и запомнить этот день на всю свою жизнь.

На восьмой песне у нее уже начали слегка уставать ноги, но она все равно не хотела назад, к Серому и его глупому бару с алкоголем. Подумать только, – принимать алкоголь, когда играет такая музыка… Больше всего на свете Саша сейчас хотела, чтобы это продолжалось вечно. Чтобы стреляли светом стробоскопы, превращая людей в заторможенных инопланетных существ, грохотали динамики и ревела толпа. Саша впервые ощутила, что это такое – быть частью толпы, частью общества, хотеть всего и сразу и осознавать, что другие хотят этого же – другие с тобой.

Может быть, все это время не она не могла вписаться в общество, потому что общество не подходило ей? Может быть, все это время ей просто надо было найти свое собственное место, где ее приняли бы, как свою?

Концерт, как и все хорошее, кончился. Все реже и реже вспыхивали стробоскопы, все чаще Саша слышала пьяные выкрики, а Ковлер уходил на передышку и просил воды. Под конец, на «Марте» он просто сел на сцену, свесив ноги, и достал акустическую гитару. Под рев толпы его совсем не было слышно, и Саша хотела было пробраться поближе, чтобы хотя бы увидеть его лицо – и была подхвачена за шкирку.

– Куда это ты? – Оля усмехнулась. – Не, на первых рядах сейчас будет столпотворение. Девчонок вроде нас просто-напросто задавят.

– И чего это ты ушла с первых рядов? – из-за рева толпы ничего не было слышно, и Саше приходилось орать. – Там же «Марта» твоя любимая.

– Много ты понимаешь, – крикнула Оля и схватила Сашу за руку. – Пошли скорее, потом объясню!

Оля тащила ее прочь из сбывшейся сказки, из обители связанных одной нитью людей, и Саша упиралась всеми конечностями и пыталась отбиться от подруги.

– Куда мы идем?

– Серый где? А, упился и дрыхнет у бара? Ну и плевать, нам больше достанется. Давай, давай, Мамонтова, шевели поршнями.

– Куда мы идем?!

– Все очень просто, – они перешли почти на бег, и Оля уже начала задыхаться: типичная проблема курильщиков. – «Марту» он играет всегда последней, я же смотрела его лайвы. А после того, как он отыграет последнюю песню, он пойдет… к выходу! К служебке! А там мы, и он подпишет мой плакат, и…