Троицкие сидельцы - [10]
— А теперь ступайте.
Воеводы попятились к выходу.
Царь начал укорять бояр, многие из которых перелетами кочевали между Тушином и Кремлем, добиваясь милостей и от ложного царика и от него, законного государя, посетовал на мятежное дворянство.
— Гляжу вокруг себя, бояре, и не вижу, где могу найти твердую опору, бескорыстную поддержку? Верных мне мало осталось. Где князь Трубецкой? Где Бутурлин, князья Сицкие? Кому вложить с надеждой в руки оружие, назовите, кому?
Пожарский выступил вперед, громко воскликнул:
— Кому, государь великий? Есть кому — народу русскому! Лишь скажи — и тысячи грудью встанут на защиту священной отчизны и спасут от гибели землю предков!
Шуйский усмехнулся. Сдержанно засмеялись и бояре.
— Наро-о-д? Это кто же такие? Мужик пашенный, а? Али холоп кабальный, а не то, может, посадские, чумазые да прокопченные?
Князь покраснел.
— Не смейся, государь, над народом, которым правишь, не гнушайся простыми! Вспомни, Александр Невский с новгородским ополчением победил немецких псов-рыцарей, Дмитрий Донской набрал стотысячную рать от сохи деревянной и горна угольного, разгромил ордынского хана Мамая и тем возвеличил себя. Последуй примеру славных предков, собери ополчение!
Бояре негодующе зашумели.
— Ишь чего захотел стольник! — гудел князь Мстиславский. — Не бывать тому, чтобы безродных вооружили и в ополчение записали. Неужели забыл ты Хлопка, Ивашку Болотникова, Илейку — самозваного царевича Петра, другого самозванца — Ивана-Августа астраханского? Подлому люду дай рогатину в руки, так они тебе живот прогорят.
— Не согласны мы, — заговорили дружно бояре, — не хотим!
— На стрельцов надежды мало, а и подлые — не подмога!
— Пусть пашут себе землю да занимаются ремеслом, а в государские дела не лезут!
— Тише, бояре, — сказал Василий Иванович, и все замолчали. — Мы обратились к свейскому королю[4], и он обещал помочь ратниками против тушинцев!
Гермоген сузил глаза, сжал посох маленькими пальцами.
— Государь, готов ли ты воевать с польским королем, что зовешь свейских немцев в Москву?
— Не говорил я, что воевать с королем Сигизмундом помышляю. До того ли.
— А ведомо ли государю о войне свейского короля Карла Девятого с королем Сигизмундом?
— Войско приглашаю против одного тушинского вора. Все знают, что у него на службе беглые магнаты, шляхтичи и мятежники-рокошане, но не станет король ради них воевать с нами.
Пожарский продолжал умолять царя.
— Государь, — говорил он, — свейский король мечтает столкнуть Москву и Варшаву, захватить и Польское государство и исконные северные русские земли. Неужто для него станем загребать жар своими руками?
Шуйский задумался. Не добром идет он на поклон к шведскому королю, а неволею. Князю Пожарскому легко взывать к народу, ему терять нечего, коли возгорится опять мятежный пожар: две-три деревушки — вот и все имущество, а царю тогда терять голову и власть.
— Как я сказал, так и будет, — наконец сказал царь.
Пожарский низко склонил голову.
— Государь, кому повелеваешь ехать в Новгород вести переговоры? — обратился к царю патриарх Гермоген.
— Посылаю договориться с послами свейскими, подпись учинить на договоре, чтобы все было без ущерба для нашего государства, надежду нашу, моего племянника, князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского!
Кровь бросилась в лицо молодого князя, не ожидавшего такого поручения, ибо он возглавлял оборону столицы. Но Михаил Васильевич справился с минутным замешательством и спокойно спросил:
— Что должен я предложить свейским немцам взамен военной помощи? Золото, торговые льготы?
Шуйский поморщился, вопрос был ему неприятен.
— Условия таковы: король посылает в Россию надежное войско с воеводами числом не меньше пятнадцати тысяч. Взамен король просит передать ему землицу, однако отдать ее не жалко; и ты, князь, уступишь королю городишко Корела и весь корельский уезд.
— Корельская земля! — горестно воскликнул князь Пожарский, — морской прибалтийский берег, бесценный для торговли с западными странами!
— Не лей слезы понапрасну, стольник, — резко оборвал его Шуйский. — Жили деды наши и прадеды без заморских стран, и мы проживем без них.
— Государь, и впрямь тяжко отдавать земли, за которые пролилась русская кровь, — тихо вымолвил молодой князь Михаил Васильевич.
— Довольно, — устало сказал Шуйский, протягивая ему свернутую трубкой пергаментную грамоту, с которой свешивалась сургучная печать на красном шелковом шнурке, — вот тебе посольская грамота королю. Подумай, как лучше исполнить свой долг.
VI
— Ну чего, чего колотишь? Вот я тебе поколочу! — с угрозой пообещал холоп, со скрипом приотворяя калитку у ворот. — Чего надо, кто такие?
Степа безбоязненно, с веселой почтительностью разглядывал бородатого мужика в холщовой рубахе. Сзади стоял Миша в праздничной рубахе с пояском и Афоня в выглаженной поповской рясе: все ж не каждый день приглашают в княжеские хоромы.
— А велено нам, мил человек, самим князем Григорием Борисовичем явиться для важного разговору к нему.
— Болтай, болтай, язык-то, он без костей.
— А нечего мне болтать, ты лучше давай-ка проводи нас к князю.
Степа весело напирал на сумрачного дворового.
