Трофим и Изольда - [10]

Изольда шла к свадебному столу и кружевная фата, символ невинности, плыла над её огромными, синими, удивлёнными глазами. С невинностью, однако, выходила накладка. Разумеется, Изольда не слишком рисковала: варварские обычаи, по которым «испорченных» до свадьбы невест, случалось, и просто убивали, к счастью, стали далёким прошлым в наши сексуально-демократические времена. Но Марк мужчина старой школы, вдруг ему не понравится?! Большой день Изольды мог быть подпорчен, и тётю Броню это всерьёз беспокоило. А я завидую древнему автору помня, как просто решил он ту же проблему: первой брачной ночью служанка Бранжьена заменила Изольду в супружеской постели. Что жених ничего не заметил – так и быть, ладно, король есть король, возможно в своём королевском величии он слабо различал подданных. Но и читатели поверили! А кто поверит мне, что Изольду подменила тётя Броня? Где тут реализм? Да я и сам себе не поверю, я ведь тоже один из вас. Но тётя выручила любимую племянницу, не нарушая современного литературного стиля. Сообразив, что каждый явный недостаток, диалектически содержит некоторое, иногда скрытое, достоинство. То же и размен единственного любовного напитка на множество, пусть менее ценных. Зато если средневековый рыцарь с возлюбленной выпили свою порцию, больше нигде ни капли не было. А теперь есть, притом сколько угодно! Столько напитков, что за ними можно забыть о любви, что и требовалось в ту ночь. Довела Марика до кондиции тоже тётя: каждому гостю она тихо, по секрету говорила: «пойдите выпейте с женихом, вы ему очень понравились». Польщённый гость шёл к Марику с бокалом и в спальне Марк мог узнать жену, но познать?! И ещё что-нибудь помнить утром? Ха! Слава тёте Броне! В большой день не нужны мелкие неприятности. Жизнь без контрастов гораздо удобнее.

Большим был этот день и для Трофима. Большим горем. Я не решусь утверждать, будто в его переживаниях вовсе уж и не было места уязвлённому самолюбию, но это лишь подогревало любовь и ревность. Что делать, слаб человек! Наши чувства и мотивации не всегда чисты, высоки и благородны. Растерянный и хмурый, Трофим молча шатался по комнатам. Не раздеваясь, лёг и отвернулся лицом к стене. Я не знаю, плакал ли он в ту ночь, в первую брачную ночь своего дяди со своей возлюбленной. Если да, прошу – поймите его. Не смейтесь над слезами мужчины, впервые в жизни преданного женщиной. Хотя втайне надеюсь, что он не плакал. Всё-таки приятно, когда и в трудный час мужчина остаётся мужчиной. И кому нужна была эта любовь? Холодно ему было в дядином доме? Если б не чертовы пятнадцать суток и мысли, перевернувшие всё, жил бы там, называя Изольду тётей, хитренько с ней перемигиваясь за спиной доктора и мужа! А иногда... Эх! Не к добру звезда мигала, нет, не к добру!

Рано утром ушёл Трофим из дядиного дома. Куда было идти? А какая разница? Вот, скажем, цирк, чем плохо? По объявлению: «В оркестр требуется...» Трофим стал ударником в цирковом оркестре и другом клоуна Константина. Ибо неофиту нужен опыт старшего а тот, знающий и умный, понимает: то чем поделился – твоё.

Вторая глава Разговоры на антресолях

Я правую лапу

медведю пожав,

качнулся от страху

и сел на ежа...

Самым интересным в цирке оказались не представления, а репетиции. Без цветных фонарей, праздничной лёгкости и взрыва аплодисментов. Ровный свет и деловая суета. В манеж выводят не обезьян и не тигров, а обыкновенных коров, уже прозванных остряками «группа Бени Му». Впереди рыжая корова с узкой головой и большими карими глазами.

«Какое интеллигентное лицо!», – артисты вокруг манежа смеются. Народу здесь много: кто-то ждёт свой очереди, другие уже отдыхают. Переговариваются. Репетирует Костя. Маленький и в клоунских ботинках «пятьдесят последнего» размера, он похож на треугольник, у которого стёрли гипотенузу. Над манежем не канат, а обыкновенная бельевая верёвка. Она провисает почти до пола, но Костя бежит от самого форганга – толчок, прыжок! Ботинок зацепил «препятствие» и клоун летит носом в опилки. Трюк старинный: так падал клоун и сто лет назад, и двести. А может и бродячий, шут где-нибудь в древнем Китае… Цирк стал взрослым, в номерах заняты десятки артистов, антре и репризы пишут драматурги, но неизменным остаётся неловкое падение клоуна. Как точка в предложении. Как финальный поцелуй в старом кино. Хорошее падение и аплодисменты заглушают оркестр! Трюк стоит в программе после акробатов, перед музыкальным эксцентриком. Униформа меняет реквизит, ковёрный отвлекает публику.

Трофим косится на Марту, Костину сестру. Ему кажется, что незаметно. Она сидит рядом. С братом они совсем разные. Марта высокая, почти как он, Трофим. И Костя родился большим, но потом вдруг перестал расти. А отец и мать были среднего роста. Не большие и не маленькие. Игра природы…

Коровы располагаются на манеже. Номер придумал дрессировщик медведей. На отдыхе придумал, в деревне. Соседская бурёнка щипала траву, подгибая переднюю ногу. «Ножкой шаркает, – удивился дрессировщик. – Глянь, барышня!..» И пошёл дальше. Но не просто пошёл. Задумавшись. А ведь и раньше такое видел! Кто ж не видел? Да-а...