Трофейщик - [36]

Там тем временем прекратилось всякое шевеление и стояла полная тишина. Он постучал по стеклу, встав на цыпочки, попытался сверху через ряды сигаретных пачек разглядеть продавца, но не обнаружил его. Ларек был маленький, Алексей видел часть пола, табурет, стоящий рядом с ним термос, но, к удивлению его, продавца внутри не было. Как он успел выйти так незаметно? Алексей сделал шаг в сторону и увидел, что единственная боковая дверь в ларек заперта снаружи на обычный дешевый висячий замок. Свалил-таки! Но зачем? Неужели решил обмануть на пять тысяч? Да нет, бред какой-то. Что за дела? Алексей почувствовал себя неуютно, как бывало всегда, когда он переставал контролировать ситуацию и оказывался в зависимости от кого-то, особенно если этот кто-то был неизвестен ему и предсказать дальнейшие события не представлялось возможным.

В другой раз он бы плюнул, ругнулся про себя и пошел бы дальше, забыв через минуту идиотское происшествие, но сейчас что-то мешало ему отойти от ларька. И не просто отойти — он понимал, что даже повернуть голову и осмотреться ему становится тяжело и почему-то страшно. Страх взялся непонятно откуда, и стоило только Алексею обозначить его, как он начал усиливаться, обволакивать его душным холодным облаком, начал застилать глаза, заморозил позвоночник и облепил ноги тяжелой невидимой грязью. С трудом, медленно, словно вместо воздуха его окружал густой кисель, Алексей всем телом развернулся и посмотрел на улицу. Вот оно! Улица была совершенно пуста. Вернее, вдалеке, метрах в пятидесяти, она жила своей обычной жизнью начала рабочего дня, первого дня недели. Там ехал троллейбус, удаляясь от Алексея, через проезжую часть перебегали люди, по тротуару брели собачники со своими любимцами, на перекрестке перед светофором возле остановившихся «жигулей» стоял милиционер и молча, недвижимо выслушивал объяснения владельца машины, махавшего руками, — красный пиджак его развевался по ветру и выглядел намного более ярким, чем мутный глазок светофора. Что он говорил, Алексею не было слышно, как, впрочем, и монотонного шороха троллейбуса, отрывистого лая собак, не было слышно ни стука каблуков, ни рычания разрегулированных двигателей истаскавшихся по питерским ухабистым дорогам стареньких машин.

Алексей резко обернулся — сзади улица была так же пуста до самого конца. С этой стороны она упиралась в Каменноостровский проспект, и ни одного пешехода не было видно на ней — только по проспекту, на миг появляясь в просвете между старыми домами Пушкарской, проносились редкие автомобили — слишком редкие для такого часа.

Из-за угла вышел человек и направился в сторону Алексея. Он вдруг понял, что ждал этого человека, что это и есть причина внезапного страха, что, как ни готовился он к этой встрече, все равно утренний одинокий пешеход застал его врасплох.

Лысый шел медленно, глядя ему прямо в лицо. Он был еще далеко, но то ли зрение у Алексея от страха стало необычайно острым, то ли действительно глаза лысого излучали какую-то жуткую энергию, Алексей видел их очень хорошо — еще не различая общего выражения лица, деталей одежды… Он видел неподвижные зрачки, пустые, словно проколотые булавкой, за которыми скрывалась бездна, затягивающая, холодная, липкая бездна — без-дна…

Он повернулся и медленно пошел по тротуару туда, где текла нормальная, будничная городская жизнь. Он увидел, что водитель в красном пиджаке, видимо, уладив дело по-хорошему, сел в свою «девятку» и быстро исчез из виду, свернув в первый же двор, милиционер же, сунув что-то в карман брюк, помахивая полосатым жезлом, двинулся прочь. Алексей хотел было ускорить шаг, но почему-то это показалось ему опасным. «Нельзя привлекать внимание», — вертелось у него в голове, хотя привлекать чье внимание? Люди, маячившие вдалеке, почему-то все как один смотрели в противоположную от него сторону. Спина милиционера исчезла за углом дома. Улица впереди стала быстро пустеть. Алексей уже дошел до светофора, возле которого происходило разбирательство с краснопиджачным нарушителем, а все собачники, прохожие и автомобили куда-то подевались, и снова он видел их движение метрах в ста впереди себя.

Из-за угла медленно выплыла прямоугольная коробка троллейбуса — раньше троллейбус здесь не ходил, но Алексею было не до удивлений, и он, не обратив внимания на номер, торчащий на заднем стекле машины, бросился наконец бежать вслед спасительному общественному транспорту. В троллейбусе по крайней мере были люди, был водитель, была возможность спрятаться, убежать, уехать в любом, все равно каком направлении от невыносимого, жуткого человека, идущего сзади. Хотя троллейбус начал плавно тормозить, расстояние между ним и бегущим, мгновенно вспотевшим и почему-то запыхавшимся Алексеем не уменьшалось. Для него обычно такие пробежки были плевым делом, чтобы по-настоящему запыхаться, ему нужно было бы пробежать раз в десять больше, но то ли от страха дыхание сбивалось, то ли — он готов был уже в это поверить — лысый действительно притягивал его к себе невидимыми нитями, затрудняя движение вперед. Оглянуться теперь хотелось все время, и если прежде это вызывало страх, то теперь Алексею приходилось бороться с собой — так и тянуло его повернуть голову назад и посмотреть еще раз в пустые глаза лысого.