Троеточие… - [18]

– Ага, как же. Дождешься их, неблагодарных, – отозвалась Женька. – Вон Вовка – отрезанный ломоть. Свалил после армии, так только раз в год на свой день рождения и вижу с его этой куклой деревенской.

– Ну что ты сравниваешь, Женя! Вон Ванечка со мной, и Сашка всегда при Ксене, – вмешалась Анька.

– Хм, нашла чем гордиться, – отозвалась Женя.

– Три комнаты – не много ли на двоих? – поинтересовалась Лидка.

– Лидочка, вы с Николенькой, помнится, вдвоем ютились в восьми? Ну не считая каморки домработницы. Или ты уже забыла о тех временах? – покосилась на сестру Ксеня. Она не просто понимала, а видела, какие мучения доставляет старшей сестре ее достаток.

– Я в плане отопления. Тут тонны две угля за зиму уйдет, – попыталась сохранить лицо Лидка.

– Ну на уголь мы как-то заработаем, – улыбнулась Ксеня, – в крайнем случае опять рыбой торговать по району пойду. Помнишь, Лидочка, как в юности?

– Ты что, до сих со мной соревнуешься? Не надоело за полвека? – фыркнула Лида. – Просто спасибо скажи – вон какой стимул отличный получила.

– Девочки, записи из вашего серпентария можно продавать на пластинках для обучения, но у меня остывает шашлык и греется абрикотин! – крикнул с летней веранды Панков.

Женька подняла рюмку и принюхалась:

– Да неужто свой? Так быстро?

– Да какой там свой! Точнее, гнали мы, но из покупных. Вон, – Ксеня махнула рукой за окно, – посадили шесть абрикос. Они второй год цветут как нанятые, а даже килограмма вшивой жердели не родили. Не то что черешня, вон ростом еле с меня, а уже в ягодах.

– Что за жерделя? – поинтересовалась Анька, подхватывая вилкой кусок селедки с розовыми кольцами ялтинского лука.

– Да уж… – изрекла Лидка. – Не, все, конечно, знают, что ты не хозяйка, но чтоб до такой степени, да еще и со своим огородом!

– Жерделя, Анечка, это дикая абрикоса, мелкая. У нее еще бубочки горькие. На всякий случай: бубочки – это ядра из косточек, – ехидно отозвалась Женька.

– Да ну что ты в самом деле! Еще про бубочки мне объясняет! Я абрикосы больше вас всех вместе взятых люблю! И варенье с бубочками. У меня их полный сад. А дичка мне зачем?

Стол у Ксени был под стать дому – полная чаша. С богатыми закусками – свежей кровяной и острой крестьянской колбасой, царским копченым свиным балыком, тончайшими наструганными ломтиками сала из морозилки. После первой порции шашлыка Илья Степанович приволок камбалу, обжаренную до золотой корочки в кукурузной муке.

– М-м, рыбацкую юность решила вспомнить, – толкнула Ксюху в бок Лидка.

– Ага. Ты же помнишь! Не налегай – четыре рубля кило! Я все считаю.

Сестры расхохотались. После камбалы Ксеня вынесла из кухни хрустальную вазу на высокой ножке с фруктами, свежий торт-слойку и две изюминки – зеленый ликер шартрез в граненой бутылке и коробку самых модных дефицитных конфет «Стрела».

Лидка развернула золотую фольгу на одном из шоколадных конусов с белыми точками: – Надо же! Придумали! На колбасу похоже! – Она с интересом надкусит и оценит помадку внутри: – Да уж, братья Крахмальниковы такого не делали, не то что теперешняя Роза Люксембург! Но вкус вполне приличный.

– Раз ты одобрила, то вкус должен быть божественный, – рассмеялась Анька. – А мне этого зелененького налейте попробовать. Ой, фу, он мятный, как конфеты «Театральные».

– «Ой, фу» – это твоя самогонка. А шартрез под кофе идеален, – буркнула Лида.

– Ну вам, богатым, виднее, – фыркнула Аня.

– Господи, вам же под сраку лет, а никто не изменился. Только усугубилось, – изрекла Женя и затянулась беломором.

Разрумянившаяся от еды и выпивки Ксеня с блестящими глазами откинулась на спинку бархатного кресла:

– Девочки, а я всю жизнь мечтала открыть свой ресторан. И там – вкус детства – все мамины блюда, и Ривкины пирожки с печенкой, и Нюськин борщ с черносливом. И абрикотин, как тот, что вы в детстве на даче гнали… Жаль, не разрешат…

– Вот не знала, что у абрикотина – вкус детства, – отозвалась Женька. – А борщ лучше с бычками.

Но Ксеня ее не слушала:

– А я бы сейчас ушла на пенсию и выготавливала тут по первому классу. Вон у Ильи такое мясо получается, все шашлычники обзавидуются. И маму сюда бы с ее талантами… Я ей обещала дачу… Там, на Дальнем Востоке. И производство наладить. Не успела. Давайте мамочку помянем… Прости меня, мамочка…

– И папу, – отозвалась Женька. Анька всхлипнула и подняла рюмку:

– За них, за самых лучших.

Откинулся

В комнату Фени Вербы стукнули и, не дожидаясь приглашения, толкнули дверь. Не тут-то было – Феня запиралась всегда. На всякий случай. Ментовская вдова сохраняла свой статус и вбитые мужем правила безопасности даже через двадцать лет после его смерти.

– Мать, ты чего там, бабки под одеялом считаешь? Чего заперлась?

Феня подскочила с кровати и бросилась открывать. На пороге комнаты стоял ее старшенький, Серега, с отросшей рыжей щетиной на голове и на лице.

– Я не понял? А где поляна? Чего не рада?

– Да ты хоть бы телеграму дал! – охнула Феня и засуетилась – кинулась ставить чайник, потом метнулась в магазин за шкаликом. Быстро собрала на стол.

– Ну ты как? Как Тося? Рассказывай? – начал Серега.

– Да все в «вышке» своей. Сейчас опять в рейсе на два месяца.