Две сестры было у Кшиштофа — Услада и Забава. Услада вела светский образ жизни, а Забава забавлялась государственной деятельностью.
Вид города поразил Зигварда своей неправдоподобной смесью оригинальности и вторичности. Возвышающийся над центром Стефанский Храм был построен два столетия назад, в славском стиле — со множеством орнаментов, завитушек, украшений, ньюансов, и благолепностей. Со времен постройки многие благолепности потускнели, ньюансы приобрели общий вид, орнаменты пообтерлись, а завитушки частично осыпались, и все это придавало теперь пестрому некогда зданию вид строгий и величественный.
Вокруг стояли разных размеров и стилей здания. Мрамора на севере Славии не было, поэтому роскошь приходилось выражать другими средствами. Кирпичи преобладали резные, штукатурку красили в яркие цвета. Фасады нескольких зданий с колоннами, недавней постройки, явно скопированные с каких-то проэктов Зодчего Гора, были покрыты золотым листом.
Улицы преобладали широкие, просторные, и в большинстве мощеные, хоть и не очень добротно. Мосты через замерзшую реку Висуа сработаны были из гранита. Частично гранитом были облицованы набережные. Многие кабаки были без вывесок, и назначение помещений можно было определить только по степени запотения окон.
Половина всего этого архитектурного и топографического великолепия пребывала в плачевном состоянии. Тут и там брошенные дома чернели окнами. Многие окна жилых домов были завешены марлей, заменяющей стекло. Чугунные ограды некоторых особняков дали крен лет сто назад, и с тех пор ни у кого не нашлось времени, чтобы их выпрямить. Тут и там высились полуразвалившиеся постройки. Замерзшая грязь, припорошенная снегом, более или менее вписывалась в ландшафт и не пахла. Как все это выглядит летом, невозможно было себе представить.
Дворец правителя, мрачноватое двухэтажное здание на площади, был украшен коричнего-зеленым национальным флагом. Неужто его действительно построил Гор? Как-то не верилось.
Кшиштоф и Зигвард с отрядом телохранителей въехали под арку, спешились, сами привязали коней к крюкам, вделанным в колонны (зодчий крюки не планировал, они появились совсем недавно и еще не успели насквозь проржаветь), и ввалились в вестибюль. Неизвестно, какими способами волочили в Висуа в свое время мрамор, но пол вестибюля, по дурацкому обычаю, был мраморный. И холод во дворце был совершенно собачий.
— День добрый, Услада! — крикнул Кшиштоф.
Молодая женщина, крепко сложенная, начинающая полнеть, пронеслась через залу и бросилась на шею Кшиштофу.
— Сестренка, — сказал Кшиштоф из-под града поцелуев, — путники устали и нуждаются в бане, чистом белье, скромном ужине, и сочувствии.
— Я сейчас все сделаю, — сказала Услада глубоким красивым меццо и посмотрела на Зигварда. Тот подмигнул ей. Она зарумянилась и опустила глаза.
— Вот, позволь представить, — невозмутимо продолжал Кшиштоф, — друг мой Зигвард, прибыл недавно из Ниверии. Молод, учтив, манерам и наукам в заведении обучен.
— Очень приятно, — не поднимая глаз сообщила Услада и неожиданно присела в реверансе. Национальный славский наряд — прямое, как мешок, платье и пестрые сапожки на меху, совершенно не сочетались с этой манерой приветствия. Зигвард галантно поклонился, сняв подаренную Кшиштофом меховую шапку. Длинные белокурые волосы произвели такое впечатление на Усладу, что, забыв о приличиях, она некоторое время переминалась с ноги на ногу, а потом вдруг, не говоря ни слова, убежала.
— Как тебе интерьер? — спросил Кшиштоф.
— Ничего интерьер, — Зигвард с любопытством разглядывал скульптуры, стоящие по периметру зала, явно языческих еще времен. Одна из скульптур изображала совокупляющегося с женщиной кентавра и привлекала внимание быстрее других, в силу тематики.
— Это кентавр, — пояснил Кшиштоф. — С женщиной. Ебутся.
— Да, я сразу сообразил, — уверил его Зигвард.
Следующая скульптура изображала воина в старинной одежде, кричащего с возвышения на побежденных и поверженных. Надпись на грубо отесанном пьедестале была высечена на неизвестном Зигварду языке.
— Ривлен Великий, — сказал Кшиштоф, многозначительно улыбаясь. — Наставляет дурных артанцев.
— Кто такой? — спросил Зигвард. — Что-то я припоминаю, но как-то смутно.
— О! — Кшиштоф поднял брови. — Об этом мы с тобой еще поговорим. Возможно, завтра. Разговор интересный.
За вестибюлем была бальная зала, в которой очень ощущалась нехватка окон и слишком большое количество факелов и коптящих свечей. Навстречу Кшиштофу и Зигварду вышла еще одна молодая женщина, сопровождаемая некрасивым мужчиной с волевым лицом и несколько раз перебитым носом. Женщина была крепкая, плотная, но держалась почти изящно. Вместо национального прямого платья и сапожек на ней было обыкновенное ниверийское платье с талией, декольте, и кружевным низом. Такие платья вышли из моды в Астафии несколько лет назад. Туфли на женщине были тяжеловатые, вероятно очень неудобные, с серебряными пряжками, и тоже вполне ниверийского типа. Русые волосы были причудливо завиты и уложены домиком на макушке. Такие прически пользовались успехом среди астафских мещанок во времена детства Зигварда. Глаза у женщины были маленькие и колючие. Губы тонкие и очень решительные. Нос прямой. Брови черные и тонкие. Грудь маленькая. Широкое правое запястье украшал массивный золотой браслет.
