Трое в подводной лодке, не считая собаки - [52]

— Заказал. Полозья, — клятвенно пообещал Сашка Гейнцу, — будут готовы сразу же, как только. Как только, так в тот же день.

— Зер гут, — потёр ладони шваб, — пойдём смотреть твою кузню.

Саня провёл его на место его предыдущих экспериментов. Показал исходные материалы: бочка песка — бесплатного; бадейка алебастра, краденая; два куля угля, взятого взаймы и корыто с глиной, купленной. Рассказал обо всех своих опытах, показал фаянсовую кружку с котейками, в которой плавил бронзу. Остатки первого подсвечника, и ушат с застывшими комьями последней формовочной смеси.

Шумахер от всего этого страшно возбудился, стал пинать по полу осколки алебастровых и прочих форм, результаты неудачных Сашкиных экспериментов.

— Это ви, рюски! Трах-бах, идея! Шнелль, шнелль, делать инвенциум! — от возмущения он перешёл на немецкий. — Бах! Идея не работает. И ты её выбрасываешь! Немец не делать идея. Немец тысяча, сто тысяч раз делать вещь, много думает, пока всякий штюк не будет сделан. Аккуратность, педантичность, последовательность! Никаких трах-бах! Методично достигать своей цели. План всякого немца — к старости получать свой домик, фрау и пятеро детей, свою законную кружку пива, и сосиску с капустой. У тебя есть план, херр Александер? Трах-бах! — он осуждающе покачал головой. — Ты никогда не сделать вещь, никогда у тебя не будет добродетельной фрау. Ты знаешь добродетель всякой женщины? Нет? Я тебе объясню. Кухня, кирха, дети.

Он передохнул и продолжил:

— Можешь идти в свою столярную, делать инвенциум. Там, может быть, у тебя что-нибудь получится. И не забудь про полозья. Степан будет качать меха, я буду работать. Гейнц не шнеллер, когда работает, Шумахеры никогда не отступались от своего слова! Я сделаю тебе подшипники.

Саня убыл решать свои вопросы. А решать было что. В тот знаменательный день его первенец показал всем неверующим кузькину мать, — за сутки было соткано две стены полотна, что ровно в два раза больше обычного. Ему-то этот первый станок нужен был лишь для одного — проверить работоспособность идеи, увидеть слабые места в конструкции, вживую прочувствовать всю технологию ткачества. Книжонка 1865 года, скажем прямо, рассчитана была как раз на крестьянство со столярной подготовкой чуть ниже средней, и никаких инженерных изысков не могла предложить.

Разговор с матушкой Манефой состоялся после того, как на работающий станок пришла смотреть сестра игуменья, худощавая высокая женщина с красивым, но строгим ликом, — именно так Саша для себя и определил — лик. Поглядеть на новую механику и вынести свой вердикт. В ней, похоже, боролись два противонаправленных вектора. С одной стороны, выход полотна увеличивался, с другой — облегчать труд инокинь было неканонически. Величественный взмах рукой и она ушла. Саня, чуть не разинув рот, смотрел ей вслед. Пипец, что за властная женщина! В итоге было принято воистину соломоново решение — монашкам ткать по-прежнему, но только тесьму и ткани с золотой канителью, аксамит и алтабас, по-нынешнему — парчу, а станки выдать крепостным девкам, пусть ткут, не покладая рук. На благо монастыря, святой православной церкви и, в конечном итоге, на благо России.

Видимо, Саша где-то в горних сферах получил плюс пять к карме, или ещё что, но его пригласили отобедать к сестре келарине. Обедали скромно, на столе ничего, кроме лебеди, утки, груди бораня верченой с шафраном, языков верченых, кур росолных, ухи курячей, юрмы, солонины с чесноком и с зелем, зайцев сковородных, зайцев в репе, кур верченых, печени белой борани с перцом и с шафраном, свинины шестной, колбасы, ветчины, кур шестных, карасей, кундумы и штей не было. Ни вина, ни водки не дали.

Разговаривали о перспективах. Саня с первого же захода добился главного, первый стан остаётся в монастыре, а следующий экземпляр Саня заберёт себе. То есть, НИОКР, что как раз и подразумевало расходы на первые, сырые экземпляры, и выработку подходящих конструктивных изменений, фактически оплачивал монастырь. Получил задание на производство ещё пяти станов для отца Онуфрия и пяти — для Свято-Успенского монастыря. И тут Сашка начал догадываться, что все эти длинные разговоры нужны всего лишь для одного: как бы побыстрее поставить его в позу сломанной берёзки.

— Нет, друзья мои, — сказал тогда он, и посмотрел на отца Онуфрия, — мы как договаривались? Я чиню мельницу, а Трофимова артель мне делает два стана. Два. Один мы уже сделали, он показал свою эффективность, но остаётся у матушки Манефы. С вас ещё два стана. Плюс роялти за моё изобретение.

Роялти вызвало в рядах оппонентов переполох. Саня пояснил, что это такое, но понимания не встретил. Привилегии введут в России только в 1812 году, а сейчас бедным изобретателям приходилось работать за так. Или кланяться в ноги императрице с требованием монополии. Кланяться Саня рылом не вышел, поэтому пришлось утереться. Торговли идеями не существовало. Все изобретения в России принадлежали народу.

— Ну ладно, — продолжил Саня, — пусть Трофим делает что хочет. Но без меня. А мне, извольте всё-таки два стана сделать, брат Онуфрий. Уклад у меня всё-таки был с вами.