Трое спешат на войну. Пепе – маленький кубинец - [5]

Я молил бога, чтобы фашист сбросил зажигалку на наш дом! Я бы показал Галке, на что способен. Но самолеты были далеко.

Я пододвинулся к Галке. Мой локоть прикоснулся к ее локтю. Теперь я думал об одном: чтобы Галка не оттолкнула мою руку. Я уже не слышал, как немецкий самолет летел над нами, как он сбросил бомбу.

Взрывная волна ударила нас, я обнял Галку, и мы полетели по крыше, ничего не соображая, но крепко держась друг за друга.

Умный человек был управдом. Во-первых, он назначил нас вместе дежурить, во-вторых, еще до войны вокруг крыши железный барьер сделал. Мы больно ударились о барьер. Но если бы его не было, лететь бы нам с пятого этажа до самой земли.

Галка держалась за висок. У меня болело колено. Мы отодвинулись от края крыши.

— Болит? — спросил я.

Галка качнула головой и показала на висок. Я приблизился, чтобы разглядеть ушиб. Но в полутьме мне ничего не было видно, зато я ощутил запах ее волос.

Я обнял Галку и поцеловал в губы.

— Нахал, — сказала она и оттолкнула меня.

Лицо мое горело. Это был мой первый в жизни поцелуй.

Я проводил Галку домой, а потом бродил до рассвета по затихшим пресненским переулкам и сочинял новую оду о любви.

Через несколько дней мы опять дежурили вместе. Я читал Галке новые стихи. Она лежала на теплом железе, закинув руки за голову, и задумчиво смотрела на темное небо, пересеченное белыми лучами прожекторов Потом я склонился над Галкой и опять почувствовал запах ее волос. Я поцеловал Галку. Рука моя нечаянно коснулась ее груди.

А зенитки, не жалея снарядов, били по фрицу. И от каждого залпа вздрагивала крыша…

Это было совсем недавно, всего месяц назад. Я взглянул на Галку, она на меня.

Галка спустилась с верхних нар, наполнила кипятком кружку и села около меня. Нет, я не могу смотреть в ее глаза, не могу видеть ее туго заплетенную косу.

— Может, сухариком угостишь? — весело сказала Галка.

Я пошарил в мешке и нашел кусок халы.

Я вспомнил, что мы ели эту халу, когда отец уже ушел на фронт, но хлеб продавали без карточек. В булочной не было батонов, я купил халу и килограмм черного.

— Сейчас бы очутиться на крыше нашего дома, — сказал я.

— А на Луну не хочешь?

— На крышу!

— Я хочу домой, к маме, — сказала Галка. — Она бы сделала что-нибудь вкусненькое. Она даже из ничего может приготовить вкусное блюдо. Когда вернемся, попробуешь.

— Как же ты меня представишь?

— Скажу, что ты мой друг.

— Не поверит!

— Почему же?

— Я не умею с девчонками дружить. Это у меня на лице написано.

Галка засмеялась:

— Значит, ты мне не друг?

— Я люблю тебя! — шепнул я.

Я увидел, как зарделись румянцем ее щеки. Мне стало радостно. Я взял Галку за локоть, но она легонько оттолкнула меня и еле слышно произнесла:

— Не надо! Увидят!

— Пусть!

Галка отрицательно покачала головой, но в глазах ее была покорность, и я положил свою руку на ее.

В этот самый момент к нам пододвинулся Вовка.

— Я угощу Галочку печеньем, — сказал он и протянул коробку.

Интеллигентный парень! Только не вовремя в разговор встревает.

Галка взяла печенье.

У Вовки, наверное, и сухарей-то дома нет — одно печенье. У него дома все не так, как у нас. Нам с братишкой мать нажарит на завтрак картошки с мясом. А Вовке на тарелке подают бутерброды с колбасой и сыром, чашку кофе и яблоко. У меня бы с такого завтрака через час живот подтянуло.

— Здорово, что мы вместе едем, — сказала Галка.

— Конечно, это прекрасно, — поддакнул Вовка.

— Вы знаете, мальчики, — воскликнула Галка, — когда мы жили во дворе, то как-то и не замечали друг друга. «Здравствуй, Вовка, Женя или Миша, и до свидания». А теперь все как родные…

— Особенно вы с Колей, — произнес Вовка.

— Тебе-то какое дело? — огрызнулся я.

— Я хотел сказать, что это очень хорошо! — начал оправдываться Вовка и поправил свои внушительные очки.

Галка жевала печенье. В глазах ее были искорки смеха. Она сказала:

— Наш Коля как вулкан. Его чуть тронь — он начинает кипеть и клубы пара пускать.

Галка заливисто смеялась.

Вдруг впереди что-то громыхнуло, вагон качнулся. Заскрипели тормоза, и мы полетели к стенке, толкая друг друга и обливая кипятком.

Опомнившись, мы бросились к двери. На насыпи стоял школьный военрук и в рупор кричал:

— Всем в укрытие!

Никакого укрытия поблизости не было, и мы стали прыгать под откос в канаву. Мы услышали гул и увидели самолет с черными крестами.

Из-под крыла, как стальная капля, оторвалась бомба и полетела вниз.

Бомба набирала скорость. Она летела прямо на нас. Рев ее заслонил все вокруг. Я закрыл голову руками.

По перепонкам больно ударил воздух. А в высоте опять слышался тоненький, все усиливающийся свист бомбы.

Опять содрогнулась земля.

Гул самолетов стал тише.

Военрук подал команду, и мы встали. К нам подбежал Мишка.

— Ведь это же как ка войне, ребята! — радостно воскликнул он.

Мы пошли смотреть то место, где упали бомбы. Мы стояли на краю огромной воронки.

— Бомба фугасная, — говорил военрук, будто он проводил военное занятие. — Предположительно она весила шестьсот килограммов.

Воздух был насыщен запахом свежей земли.

2

Нетерпеливо загудел паровоз, и мы побежали к вагону. Тут стоял какой-то мужик с мешком.

— Ребятки, — просил мужик, — пустите христа ради. Я где-нито с краешку присяду. Много ли мне места надо. Пустите, родимые.