Трое и весна - [7]
— Ты чего, отрок? — негромко прикрикнул поп.
— Я… я, отец Парфентий, со стола хотел убрать, — виновато пролепетал мальчик.
— Потом, потом! — И вытолкал Емельяна из хаты.
Я попробовал было подняться и как будто провалился куда-то.
5
И почувствовал себя в глубоком снегу. Руки, ноги, все тело тонуло в белом месиве, снег забивал нос, рот, лез за ворот, холодил спину, а я отчаянно барахтался. Мне нужно было во что бы то ни стало сдвинуть машину с места. И вот упёрся задубевшими пальцами в твёрдый кузов. Толкнул изо всех сил — и машина вдруг поплыла, как чёлн по воде. От радости откуда и сила взялась.
А кто это меня дёргает сзади? Почему оттаскивает от машины, которая наконец тронулась? Неужели бандеровцы? Резко оглянулся, и мои веки тяжело раскрылись. Куда-то исчез снег. Исступлённо повёл глазами. Казалось, со всех сторон смотрят на меня суровые мужчины с бородами и глазастые женщины. Откуда-то сбоку несёт прохладой. Где я?
— Дядя, дядя! — слышу взволнованный голосок. — Вы уже проснулись? Тогда бегите скорей отсюда! И панов товарищей своих будите!
Поворачиваю голову и вижу худенького мальчишку в посконной рубашонке. Да ведь я в хате попа, а разбудил меня его служка Емеля.
Поднимаюсь на кровати, тру глаза. Смысл сказанного мальчиком не сразу дошёл до меня. А когда понял, порывисто соскочил на пол.
— Что-что? Почему нам нужно бежать? Бандиты близко?
Мальчик потупился, помолчал. Потом, повернувшись к иконам, что-то зашептал. Я, напрягая слух, ловлю:
— …Господи, не говорите отцу Парфентию, что я рассказал, простите меня…
— Ну-ну, — тороплю Емельяна, — что случилось?
— Да… отец Парфентий… не ходил к самооборонцам… — Посмотрел на меня и голосом, полным отчаяния: — Он за ригой постоял — я подсмотрел — и вернулся. А теперь куда-то ушёл…
Вот патлатый, будь ты проклят! Сколько времени потеряли из-за него!
— Давно ушёл?
— Да… давненько. Как только все уснули. Он хотел автомат вытащить у дядьки, который шофёр, но он не дал.
— Как это — хотел вытащить? — не поверил я.
— Силой — как же ещё! А дядька вцепился, даже ногами задрыгал. Он, дядя, не к оборонцам пошёл, я так думаю, а к тем, что в лесу, которые не ваши.
— К бандеровцы, — понял я и с меня точно ветром сдуло сон.
Так вот какой «прогрессивный» этот слуга божий! А я уши развесил, слушал его болтовню. Притупил мою бдительность, Иуда, рюмкой и колбасой да медоточивыми разговорами. Чувствовал же: с двойным дном человек. И Емельян взглядом предупреждал. Удивительно, что поп не перестрелял нас. Уж не мальчишка ли помешал ему? А может, боялся, что на выстрелы прибегут оборонцы?
Долго бужу своих товарищей. Последним с трудом растолкал Андрея. Взгляд у него мутный, тяжёлый. Услышав о коварстве попа, стал зло ругаться, скрежеща зубами:
— Гад, видно, сонного зелья нам подсыпал!
— Уезжать немедленно отсюда, немедленно! — торопит нас шофёр.
— Не горячись, — охлаждает его Каратеев. — Сперва сходи на улицу, погляди, что там делается.
Шофёр выбежал из хаты, дёрнул наружную дверь, потом сильно постучал в неё.
Вернулся со сжатыми кулаками.
— Запер нас, сволочь, снаружи.
— А как же ты сюда пробрался?
— Через форточку, как кот, проскользнул. — Мальчишка улыбается, довольный своей находчивостью. — Заранее оставил крючок открытым. Я иногда так делаю, когда голоден. Залезу, стяну что-нибудь со стола, перекрещусь богам — они меня знают, жалеют, ни разу не покарали и не выдали — и ходу во двор, к риге. Сейчас тоже так: открыл ставни и залез в хату через форточку.
— Эх ты, сирота несчастный, — прижимаю его к себе. И мальчишка доверчиво льнёт ко мне худеньким, как у воробья, телом. — Скоро, вот увидишь, очень скоро кончится твоя рабская жизнь. Знаешь что? — говорю вдруг. — Заберу я после войны тебя к себе, у меня есть сын Володя, будешь жить у нас, вместе в школу будете ходить…
В самом деле, почему бы не взять этого мальчишку? Может, Надя и поворчит немного, потом полюбит сиротку, жена у меня добрая.
Емеля молчит, ещё крепче прижимается ко мне.
— Ваня, кончай разговоры, — обрывает Каратеев. — Давай из хаты выбираться, пока не поздно.
Ну, это не проблема. Я подошёл к окнам — не открываются, толкнул раму. Крепка, чертовка! Ничего, высадим!
— Дядя, не нужно! — бросился ко мне Емельян, схватил за руку. — Знаете, что мне от попа будет? Лучше я выберусь через форточку и сверну на двери замок ломиком. Меньше будет урон. Не нужно окна бить в такой холод.
И вот мы во дворе. Остро пахнет весной, хотя вокруг белым-бело. Бухает снег с ветвей, радостно выпрямляются деревья. Шофёр бежит на улицу. Машина стоит на месте, однако возвращается он сердитым. Дорога забита снегом.
— Что будем делать? — в который раз за ночь спрашиваю своих товарищей, — Обстановка усложнилась. Теперь бандеровцы не будут наугад блуждать по селу, поп выведет их прямо на нас.
И почти враждебно смотрю на машину, что неподвижно стоит на улице. Не было бы её, мы, как говорится, взяли бы ноги в руки — и на просёлок. Подождали бы в кустах попутки и быстро забыли бы о бандитах. Вот только о попе надо бы предупредить самооборонцев.
И, не ожидая ответа, приказываю:
— Немедленно отправляемся искать самооборонцев. Дадим бандитам бой вместе с ними. Другого выхода не вижу. Только нужно собрать самооборонцев тихо и быстро, а то глядишь, притаился где-нибудь недалеко этот бандитский приспешник, предупредит гадов, нападут на нас внезапно, откуда и ждать не будем.
О юном патриоте Советской Украины, партизане периода Великой Отечественной войны Спиридоне Гнатюке, его борьбе с немецкими оккупантами и украинскими националистами на Волыни (Украинская ССР).
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Настоящее издание — третий выпуск «Детей мира». Тридцать пять рассказов писателей двадцати восьми стран найдешь ты в этой книге, тридцать пять расцвеченных самыми разными красками картинок из жизни детей нашей планеты. Для среднего школьного возраста. Сведения о территории и числе жителей приводятся по изданию: «АТЛАС МИРА», Главное Управление геодезии и картографии при Совете Министров СССР. Москва 1969.
Повесть-воспоминание о школьном советском детстве. Для детей младшего школьного возраста.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.