Триумвиры революции - [22]

Марат шел впереди своего времени и поэтому видел лучше, чем его современники. То, что он предрекал, исполнялось через день, месяц или год, но исполнялось обязательно. Как-то он занялся подсчетом своих предсказаний, сбывшихся по ходу революции, и насчитал их до трехсот.

Откуда же брал Марат сведения, которые с такою точностью предваряли реальные факты?

Так как к нему очень часто обращались с подобным вопросом, он однажды дал в "Друге народа" самый общий ответ:

"Дорогие товарищи, вы говорите, что меня считают пророком; но я такой же пророк, как и любой из вас. Я просто внимательно разглядываю то, на что вы не обращаете внимания. Я тщательно изучаю людей, которым вы верите на слово, и познаю различные комбинации всех элементов политической машины, на игру которой вы смотрите просто как зрители".

Марат обладал зорким взглядом. И недаром он называл себя "оком народа": он умел разглядеть то, чего не видели другие и что снабжало его драгоценными крупицами сведений. А уж потом эти крупицы он превращал в свои боевые снаряды...

Первый год революции окончился.

14 июля 1790 года Франция торжественно отмечала юбилей взятия Бастилии - День федерации*, как называли его современники.

_______________

* То есть объединения, революционного единства всей страны.

Парижане с энтузиазмом готовились к этому дню.

Когда выяснилось, что не хватает строительных рабочих, тысячи добровольцев явились на Марсово поле. Вооруженные кирками и лопатами, мужчины и женщины, простолюдины, буржуа и даже депутаты Ассамблеи трудились над созданием амфитеатра для зрителей и алтаря отечества высокой эстрады, где должно было происходить главное торжество.

А потом прибыли посланцы департаментов. Они собрались со всех концов страны, и 14 июля на Марсовом поле можно было услышать все диалекты французского языка. Федераты прошли церемониальным маршем огромную арену. Их приветствовали четыреста тысяч парижан. Приблизясь к алтарю отечества, делегаты провинций приносили торжественную присягу на верность нации, закону и... королю. Иллюзии еще не рассеялись, буржуазия делала все для того, чтобы их сохранить. Здесь можно было увидеть и подобие трона, и толстого монарха с кислым лицом, и его супругу, капризно надувшую губы, и всю хмурую придворную челядь.

Что было общего у этих господ с революционным праздником? С какой злобной радостью они залили бы его кровью поденщиков и мастеровых, перед которыми были вынуждены играть роль статистов! Да и не только они. Теперь на это пошли бы с легким сердцем и их конституционные охранители - господа Лафайет и Байи!..

Первым из революционеров-демократов, кто начал предчувствовать кровавую развязку, был Жан Поль Марат.

Вернувшись к началу лета из Англии, он сразу же забил тревогу. Как и в октябре прошлого года, он не поддался иллюзиям.

"К чему эта необузданная радость? - писал он. - К чему эти глупые проявления веселья? Ведь пока революция все еще только мучительный сон для народа. Чтобы вернее заковать вас в цепи, враги забавляют вас детскими играми... Они венчают жертву цветами!.."

Именно в эти дни Марат выбросил свой знаменитый лозунг: "Надо брать врага за глотку сразу обеими руками!"

Тираж его газеты вырос до четырех тысяч экземпляров. Одновременно с "Другом народа" Марат стал выпускать ежедневный листок "Молодой француз", рассчитанный на бедноту предместий. Он установил тесные отношения с Демуленом, давая обширные статьи для его газеты. Таким образом, злободневный материал, собранный и оформленный Маратом, парижане могли в один день прочитать в двух или даже в трех печатных органах!

"Нация состоит из 25 миллионов человек, - обращался он от лица неимущих к лидерам Учредительного собрания. - Мы составляем более двух третей этого числа, а нас в государстве не ставят ни во что и если даже вспоминают в ваших высоких декретах, то только для того, чтобы мучить и утеснять. При старом порядке подобное обращение не казалось бы странным: мы жили под властью господ, в их глазах мы были ничто, и они вспоминали о нас только для того, чтобы присвоить плоды наших трудов или еще сильнее приковать нас к своей колеснице. Времена эти миновали; но что же мы выиграли от этого? В первые дни революции сердца наши на мгновение открылись для радости; мы убаюкивали себя надеждой, что наши бедствия закончились, что судьбы наши переменились. Однако, какие бы изменения ни происходили в государстве, все они - в интересах богача: для бедняка небеса всегда являлись и останутся немилостивыми".

Никто лучше Марата не видел язв, разъедающих Францию в годы Учредительного собрания; никто их лучше не показал.

В те дни, оставив Неккера, журналист сосредоточил огонь своих разоблачений на Лафайете и Мирабо. Генерала он прозвал "паяцем двух частей света" и беспощадно обличал его диктаторские замашки; что же касается Мирабо, то здесь Марат оказался подлинным провидцем: он вскрыл "великую измену Мирабо", о которой в то время не догадывался еще никто. Он продается двору, - утверждал Марат. - Об этом свидетельствуют не только его непомерные траты, но и все его политическое поведение - поведение пройдохи и лицемера!..