Триумвиры - [35]

— Воины, час битвы, наступил. Разбейте легионы нобилей, рассейте их, как пыль, как песок, и. я отдам вам Рим с его богатствами, дома жадных негоциаторов, оптиматов и публиканов, чтобы вы стали людьми! Разве мы скот, каким они нас считают? Пусть Юпитер Статор поможет тому, на чьей стороне справедливость, и пусть Mарс Минерва, Беллона и все боги будут с нами!..

— Да здравствует вождь!

— Воины, перебежчики доносят, что легионами управляет Петрей, легат Антония Гибриды, подлый согдядатай, приставленный сенатом следить за действиями нашего друга, единомышленника и вождя легионов…

Убейте Петрея в начале боя, и легионы перейдут на вашу сторону…

— Убьем, убьем! — загремели голоса воинов. Катилина отъехал, взмахнув мечом. Заиграли трубы, и легионы, на крылах которых находилась этрусская конница, двинулись вперед. Но Петрей, сосредоточив на правом крыле своего войска мощную конницу охватил левое крыло Катилины и обрушился всей пехотой на его легионы.

Среди замешательства, криков и бегства послышался твердый голос Манлия:

— Воины, враг отступает! Вперед!

Это была хитрость, примененная Манлием, чтобы вернуть разбегавшихся воинов. Действительно, многие возвращались и тотчас же бросались в бой.

Манлий видел: правое крыло смято, центр едва держится, только на левом крыле доблестно сражаются воины, и впереди них — Катилина с Аврелией Орестиллой, верной своей подругой.

Решил ввести в бой конный отряд Сальвия, находившийся в засаде за холмом. Храбро налетели конники на рижскую турму и, отбросив ее, погнали к центру, противника. Сальвий мчался, впереди, яростно срубая мечом головы, ободряя воинов громкими кличами.

Вдруг лошадь под ним споткнулась, упала на всем скаку на передние ноги. Сальвий не удержался и, перелетев через ее голову, грохнулся в запорошенную снегом лужу.

Вскочил, бросился к лошади. Пронзенная копьем в живот, она лежала издыхая: тяжелый хрип, мутные глаза, пена на ощеренных зубах.

«Кончено», — подумал Сальвий и побежал к легионам. Но его увидели неприятельские всадники и помчались, понукая коней.

«Настигнут… убьют… Погибну без пользы…»

Ближе и ближе всадники. Но разве можно устоять одному, сбить их с коней? Лег плашмя на землю, приготовил копье и длинный охотничий нож.

Лошади замедлили бег.

— Сдавайся, бунтовщик!

Не ответил.

Всадник наехал на него. Лошадь, увидев человека, взвилась на дыбы; Сальвий прыгнул; как зверь, и быстрым ударом, ножа распорол ей брюхо. И тут же пронзил всадника копьем.

— О горе! Он поразил декуриона! — зазвенел юношеский голос, и молодой всадник, стегнув коня, стал объезжать Сальвия. — Сдавайся, злодей! — кричал он. — Сдавайся!

Сальвий метнул в него копье. Юноша пошатнулся (вопль вырвался из его груди) и свалился с коня. Всадники мчались к нему на помощь. Не теряя времени, Сальвий ухватил лошадь под уздцы, вскочил на нее и направился к легионам Катилины.

Слышал позади топот погони, но не боялся, — знал, что уйдет, и, сжимая в руке длинный нож, думал, где раздобыть себе еще меч и копье.

Он попал в гущу рукопашного боя. С обеих сторон воины резались с остервенением. Манлий, окруженный врагами, рубился с диким мужеством, а его воины гибли, но не сдавались.

— О боги, спасите вождя, о боги, боги, — шептал Сальвий, пробиваясь к левому крылу; центра и правого крыла уже не существовало, — всюду шла жестокая бойня. Катилина бешено защищал пораженную в грудь Аврелию Орестиллу. Бледная, окровавленная, она повисла на его руке, а его меч отражал удары, рубил, повергая воинов на землю.

Сальвий подоспел к нему на помощь.

— Вождь, держись! Мы не отдадим госпожи подлым разбойникам!..

Лицо Катилины просветлело.

— Друг Сальвий, поддержи ее… Я должен отомстить…

Меч Катилины сверкал с такой быстротой, что Сальвию, отбивавшему удары легионариев, казалось, что сверкает серебряная молния. А впереди срубленные головы, отсеченные руки, пронзенные тела громоздились в обагренную кровью кучу, вступая на которую воины гибли.

Катилина подбежал к Сильвию.

— Аврелий? — шепнул он.

Но она уже не дышала, и Сальвий, отражая удары, увидел побледневшее лицо вождя. Мгновение Катилина смотрел на Орестиллу тяжелым взглядом.

— Конец жизни! — воскликнул он и бросился в гущу напиравших на него легионариев. Рубился яростно, с отчаянием, удесятерявшим силы, и воины, закаленные в боях, отступали, думая, что в тело этого патриция вселился Марс, а душа преисполнена доблести Геркулеса.

Катилина пал, пораженный копьями, изрубленный мечами.

Сальвий, пробиваясь сквозь неприятельские ряды, видел, что спасения нет, всюду яростные лица легионариев,; обагренные кровью мечи, всюду жестокая сеча. Внезапно он упал ничком на трупы, решив притвориться мертвым. Кучка рабов, окруженная со всех сторон, рубилась с мужеством отчаяния.

Сумерки сгущались. В отдалении труба играла сбор легионов. Поле опустело. Наступала ночь.

Сальвий лежал, не шевелясь. Суеверный, он с ужасом наблюдал за тенями, пробиравшимися между трупов. Сначала он думал, что это злые духи, затем решил, что это собаки или волки, вышедшие на добычу, и, когда тени приблизились, он тихо вынул охотничий нож.

«Не псы и не волки, а воры», — шевельнулась мысль, и он, вглядываясь, видел, как люди грабили мертвецов.