Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко - [76]

«Мне трудно было решиться на публикацию этого сценария, – рассказывает Дяченко. – Ведь малейшая фальшь в деталях, картонность характеров, отсутствие живой разговорной речи – и все, народ бы не принял этот сценарий. Спасибо за поддержку и Виталия Коротича, и Ивана Сподаренко. И двум редакторам студии Довженко – Виталию Положию и Александру Шевченко. Спасибо также художественному руководителю объединения “Земля” киностудии – Леониду Осыке. Именно они, а не бонзы киностудии пошли на риск, поддержали эту идею»

Начался следующий этап: точно наводнение, хлынули переводы, письма, а в них фотографии ушедших людей, воспоминания, личные истории… Бухгалтеры не выдерживали не просто объема работы – а именно этих строк на обратной стороне бланка почтового перевода, потому что почти в каждом были имена, имена погибших, их возраст – и так много детей… Погружаться в эти круги ада было невыносимо, люди заболевали от перегрузок. Приходилось самим ездить на почту, возвращаясь с мешками, коробками и рюкзаками, полными писем.

Параллельно Сергею удалось опубликовать сценарий фильма в книжке «Жах», изданной в Москве – с письмами от читателей его сценария.

Были собраны народные деньги, более полутора миллиона рублей – что по тем временам было более чем достаточно для съемок фильма. В разгар кампании по сбору денег и формированию народного мнения трон под Щербицким зашатался, приходили новые времена, которые потом назовут Гласностью и Перестройкой…

Следующий этап этой истории мы опускаем, ибо молодому писателю и сценаристу пришлось испытать не сопротивление властей, к чему он был готов – а предательство и вероломство тех, кого он считал своим друзьями. Ибо борешься ты в одиночку, а у победы, как известно, «много отцов». Понятно было, что фильм с такой историей обречен стать событием. Но от сценария до фильма – расстояние огромное, иногда просто неизмеримое. Такова судьба сценариста.

Показ фильма состоялся во дворце Украины, на Первом Всеукраинском фестивале в 1991 году. Это было совершенно необычная премьера… То мертвая тишина, то рыдания. В зале присутствовали родители Сергея Дяченко, его друзья… Фильм получил Гран-при кинофестиваля, совершенно заслуженно, но его значение, как значение публицистической картины «Звезда Вавилова», и художественного телефильма «Николай Вавилов», было куда важнее, чем очередная победа на кинофестивале. Впервые была прорвана завеса молчания над той давней трагедией.

«К сожалению, позже, уже в новом столетии, тема голода была поднята на щит и превращена в политическое орудие. То, чего я так добивался – сохранение десятков тысяч писем и других документов, пришедших в журнал “Огонек”, газету “Селькие вести” и на студию Довженко – так и не было осуществлено, бесценные документы погибли. Зато водопадами лилась спекулятивная антироссийская риторика. – Говорит Сергей Сергеевич, – многие сделали на этом карьеру. Например, один видный историк, утверждавший на Худсовете, что представление о голоде на Украине “иррациональное”, антинаучное, и написавший брошюру с отрицанием голода – позже стал утверждать совершенно обратное». Дяченко, который легко мог сделать сногсшибательную политическую карьеру, имея такой фильм – отмежевался от этих танцев на костях. «Я последовательно говорил и говорю, что голодомор – это трагедия всего советского народа, а не только Украины. Власть боролась с крестьянством как носителем идеологии частного собственника, раскулачивая и насаждая колхозы. Это было и в России, и на Украине, а в Казахстане погибла вообще треть населения… И на Украине не марсиане ведь забирали последнее зерно у голодающих сельчан – а комсомольцы-активисты, и отряды НКВД, и партийное руководство страны было в основном своим, украинским. А некоторым из этих вождей до сих пор памятники стоят и улицы названы их именами».

На материале сценария «Голод 33» Сергей Дяченко и написал пьесу «Грехопадение». Пьеса не повторяла сценарий в точности, там были укрупнены образы других персонажей, прописаны их непростые судьбы. А мальчика, Ивасика, играл сын режиссера Константина Линартовича – Дмитрий.

Пьесу поставили, на премьере присутствовали мать и сестра Сергея Дяченко, но уже не было Сергея Степановича, только его давний и верный друг – Владимир Павлович Широбоков, ученик отца, профессор кафедры микробиологии. Выдающийся ученый, академик. Позже он поможет издать отцовские мемуары, но в тот день все его внимание было приковано к новой работе Сергея, теперь уже не в кино, а в театре. На премьере – в помещении колонного зала Консерватории – зал был полон, и люди были потрясены…

Вот с каким человеком познакомилась Марина. Не просто с известным, талантливым сценаристом и писателем, но сильным и мужественным мужчиной, который смог осуществить невозможное. В один из дней она согласилась встретиться с ним.

Он пригласил ее в лучший ресторан Киева тех лет – «Салют», на фешенебельном Печерске, на склонах Днепра. В те годы ресторанов было мало, а в лучшие можно было попасть лишь по блату или за большие деньги. Употреблял ли Сергей гипноз или нет – история о том умалчивает, но им был накрыт столик в уютном уголке. Пламя свечи, тихая музыка… Марина, кажется, первый раз была на таком свидании. Вечер получился прекрасным, говорили о литературе, театре, много смеялись. Сергей ведь златоуст, каких мало, и в добром настроении умеет и любит поговорить. Понемногу Марина уж было приоткрыла створки свой раковины, где она, интроверт, привыкла прятаться от всех претендентов на ее внимание. Так было, пока она не задала невинный вопрос о прежней работе Сергея – и тут его занесло. Будучи психиатром и занимаясь криминальной психиатрией, он ведь исследовал души не людей, а «зверей в человеческом обличии» – да даже звери не насилуют и не пытают детей. Сергей ненавидел их и надеялся, что наука сможет рано или поздно распознать маньяка, остановить его. Забывшись, он рассказывал юной девушке такие подробности, что Марине сделалось неуютно и даже немного страшно. Нет, разумеется, она не боялась Сергея, женское чутье безошибочно подсказывало, что сидящий напротив нее мужчина не опасен, но очарование вечера бесследно пропало. Она с трудом дослушала, решая про себя, что больше ни-ког-да.