Триумвират. Миссия: спасти Наполеона - [4]

Из Англии Пьер вернулся обладателем железных мускулов и несгибаемой воли, человеком, в совершенстве владеющим приемами тайного рукопашного боя, превосходным фехтовальщиком и стрелком. Даже зрение ему выправили — так что в очках больше не было нужды. Прежние знакомые не узнавали его на улице, да он и не стремился к общению. Все его действия после возвращения в Москву были подчинены одной цели — убить Наполеона.

Закончив физические упражнения бегом на месте, Пьер окатился холодной водой из кадки и насухо вытерся жестким полотенцем. Затем он облачился в простую, мужицкую одежду. Поскольку она, в отличие от господского платья, во-первых, не сковывала движений, во-вторых — позволяла спрятать оружие. Надев просторные порты, Пьер медленно и без видимых усилий поднял правую ногу выше собственной головы и упер ее в верхнюю перекладину дверной притолоки. После этого коснулся лбом колена, проверяя растяжку. Тотчас открылась татуировка — красная саламандра, охватывающая лодыжку, знак высшего уровня Послушания. Граф улыбнулся и выдал короткую фразу на языке кланов — этим выражением Фиона выражала ученикам редкое, как оттепель в Сибири, удовлетворение.

Затем Пьер взял пистолет с вырезным ложем, что накануне приготовил для него Герасим, и спрятал его под рубахой. Не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал он сам с собой, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что тот хотел убить Наполеона кинжалом. Пистолет был вычищен и приведен в боевую готовность. Особая пуля, содержащая яд с сильным нейротоксином, имела на себе особую насечку — три буквы «LMN» — заглавие французской фразы, гласящей «Смерть Наполеону!». Уверенный в огнестрельном оружии Пьер всё же взял и кинжал — трехгранный шип, кованный из темной стали, и спрятал его в потайной карман на рукаве.

Подпоясав кафтан незаметно утяжеленным на концах кушаком — любимым средством индийских тугов-душителей, и накинув шапку с небольшим кармашком для свинцовых дисков — тайного оружия испанских куэнхейра, Пьер бесшумно прошел по коридору и выскользнул на задымленную улицу. Смертоносная стрела начала свой полет.

Снаружи царили разгром и небрежение. Дома стояли с выбитыми стеклами, вдоль фасадов и на мостовой возвышались горы мусора, на углу под стенами маленькой церкви лежала мертвая лошадь. Мститель не прошел еще и квартала, как вдруг из темного зева арки появились и стали приближаться к графу три фигуры. По развязной манере ходьбы Пьер почти сразу признал в них заезжих кахетинцев, торговцев лепешками и оранжадом. При ближайшем рассмотрении смуглые лица кавказцев выражали ту неприятную степень нервической отрешенности, какая делается у людей, замысливших зло. Самый могучий из горцев — он шел посредине — медленно потянул из-за пояса небольшой кистень. Тот, что шел справа, достал кинжал.

— Стой, человек, стой. Куда идешь? Сейчас резать тебя будем! — пробасил главарь с характерным акцентом.

Пьер отвечать не стал, сделал два стремительных шага в направлении грабителя и выбросил вперед правую руку. Массивные перстни, один с Адамовой головой и другой — с печаткой, украшенной профилем Авиценны, соприкоснулись с переносицей нападавшего. Раздался характерный хруст, череп праотца и губы целителя окрасились кровью.

Дальше граф последовательно применил три основные позиции Послушания: Пророк Матфей укрощает львов, Моисей спускается с горы Синай и под конец, чтоб завершить дело, — Разъятие вод египетских. Потом секунду помедлил и решил оставить тела на мостовой, так сказать, в духе момента. Путь Пьера лежал…

* * *

Тут Сагайдаш почувствовал, что естество требует очищения, и, пошатываясь и задевая плечами темные стволы груш, устремился во мрак умирающего вечера.

Чуткий Тихон, который только притворялся спящим, стремительно вскочил и склонился над исписанными листами. Прочел, покачал кудлатой головой, минуту подумал, огладил бороду, затем схватил перо и принялся выводить литеры, высунув от усердия кончик языка.

Была у Тихона сословная страстишка, глубокая и в общем-то ничем не обоснованная убежденность в совершенной беспомощности аристократов и великом умении, а також смекалке, повсеместно проявляемой крестьянами. Поэтому образ вальяжного и беспомощного Безухова был для него особенно близок. Увидев, какого черта сделал из байбака-барича неистовый казак, учитель приуныл, но потом кстати вспомнился ему французский беллетрист Дюма с его мушкетерами, и Тихон ободрился — включилось воображение.

Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого оккультный компас судил ему встречу с врагом. Нехитрое на вид устройство, сделанное из кости тюленя и власяного шпагатика, еще ни разу не подвело Пьера, оказав неоценимую помощь, покуда он пробирался в Москву через истерзанную войной страну.

У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно-робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие не обращали на Пьера никакого внимания, из чего Безухов сделал вывод, что наука быть незаметным также приносит пользу. Он продвигался по улице, наблюдая многочисленные дымы пожаров, однако не уделяя огню особого внимания. И напрасно. Внезапно особняк, мимо которого проходил Безухов, явил в окнах багряные языки пламени, а через мгновение на улицу вырвался огненный демон. Яростные персты жара простерлись над мостовой, жирный черный дым заволок всё кругом. Послышался стон и треск — это разрушалась крыша. Пыль взметнулась, мешаясь с клубящейся тьмой пожара. Во все стороны полетели пылающие головни. Люди кричали, потерявшись в дыму. На Безухова выскочил французский солдат с обожженным лицом, попытался уцепиться за рукав. Безухов оттолкнул француза. Тот упал навзничь, да так и остался лежать, нелепо-опрятный в своем бело-синем мундире. Пьер почувствовал растерянность. Он был готов к встрече с человеком, но не со стихией. Куда бежать, где искать выход во внезапно нахлынувшей тьме — было решительно непонятно. Между тем едкий дым попал в легкие и Пьер стал задыхаться. Где-то рядом тяжко падали куски стены погибающего особняка. Спасение явилось в виде мощной груди пегой лошади, запряженной в небольшой возок. Над лошадиной головой виднелись широкие плечи и простое рябое лицо с рыжими усами.