Триумф и трагедия : Политический портрет И. В. Сталина. Книга 2. Часть 1 - [147]

”1. Приказ командующего 1-м Прибалтийским фронтом от 29 октября 1943 года… о награждении правительственными наградами работников редакции фронтовой газеты отменить. Выданные ордена и медали — отобрать.

2. Пункт приказа Военного совета 1-го Прибалтийского фронта от 24 сентября о награждении редактора газеты ’’Вперед на врага” полковника Кассина как незаконный — отменить. Выданный Кассину орден Отечественной войны отобрать.

3. Разъясняю генералу армии тов. Еременко, что ордена и медали установлены правительством для награждения отли-пившихся в борьбе с немецкими захватчиками бойцов и офицеров Красной Армии, а не для огульной раздачи кому попало…

4. Редактора газеты полковника Кассина… снизить в воинском звании до подполковника и назначить на меньшую работу.

И. Сталин”¹¹.

Так резко Сталин реагировал на ошибки, по его мнению, в ’’наградной политике”. Для него награды были лишь стимулом для достижения успеха. А не наградой за сделанное…

Подписав директиву о форсировании Вислы, Сталин отпустил было Антонова, но затем вернул его от двери и продиктовал еще одну — командующим 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами:

’’Придавая большое значение делу форсирования Вислы, Ставка обязывает Вас довести до сведения всех командармов Вашего фронта, что бойцы и командиры, отличившиеся при форсировании Вислы, получат специальные награды орденами вплоть до присвоения звания Героя Советского Союза.

29 июля 1944 г. 24 часа.

И. Сталин Антонов”™.

Пока шла война, полководцы, за редчайшим исключением, Сталину не возражали. Но после его смерти и особенно после XX съезда произошли частные или общие ревизии во взглядах на полководческий ”дар” Сталина. Мне хотелось бы привести один пример стратегического инакомыслия, о котором, уверен, мало кто знает сегодня.

В своих мемуарах ’’Конец третьего рейха”, а также в ряде других публикаций и выступлений Маршал Советского Союза В.И. Чуйков высказал мысль, что Берлин можно было взять не в мае, а в феврале 1945 года. Ему возразили Г.К. Жуков, А.Х. Бабаджанян, другие военачальники, в том числе и в печати. Чуйков попытался ответить на критику в ’’Военно-историческом журнале”. Ему отказали. Тогда он написал в ЦК партии. Там посоветовали провести ’’соответствующую” работу со строптивым маршалом. По поручению ЦК КПСС 17 января 1966 года у начальника Главного политуправления генерала армии А.А. Епишева собрались выдающиеся советские маршалы, генералы, специалисты, чтобы ’’вразумить” Чуйкова. В своем выступлении Чуйков вновь указал на то, что ’’советские войска, пройдя 500 километров, остановились в феврале в 60 километрах от Берлина… Кто же нас задержал? Противник или командование? Для наступления на Берлин у нас было войск вполне достаточно. Два с половиной месяца передышки, которые мы дали противнику на западном направлении, помогли ему подготовиться к обороне Берлина…”.

Оппоненты Чуйкова — генерал армии А.А. Епишев, маршалы И.С. Конев, М.В. Захаров, К.К. Рокоссовский, В.Д. Соколовский, К.С. Москаленко, другие участники встречи — пытались объяснить своему коллеге, что наступательный заряд войск к этому времени иссяк, отстали тылы, устали войска, нужны были пополнение, боеприпасы… Возможно, истина была на стороне большинства. Но я усматриваю в этом совещании нечто другое: уже начался период ’’моратория” на критику Сталина. Рассматривая вопрос, была ли возможность осуществить Берлинскую операцию раньше, участники встречи, как будто договорившись, совершенно не связывали это с решением Ставки и Сталина. Даже постановка этого вопроса встретила решительное осуждение. Епишев, подытоживая результаты обсуждения, заявил, что взгляды Чуйкова по этому вопросу ’’ненаучны”, что нельзя ’’очернять нашу историю, иначе не на чем будет воспитывать молодежь”.

Старые путы догматического мышления, к формированию которого столько сил приложил Сталин, держали этих почтенных людей не только тогда; в немалой мере они удерживают нас и сейчас. Дело совсем не в том, возможно ли было ускорить начало одной из последних операций войны, а в том, что даже сама постановка вопроса представлялась еретической. Сталина давно не было, но стиль его мышления был жив. Даже люди такого высокого ранга, обладающие стратегическим умом, не были готовы обсудить его действия как Верховного Главнокомандующего. А ведь маршалы очень многое знали о нем, но вырваться из своего времени дано немногим.

Но вернемся в годы войны. Мышление Сталина обеднялось его слабым представлением о фронтовой жизни, повседневном быте войск, дыхании той раскаленной линии, где соприкасались, яростно сражаясь, две гигантские военные машины. Когда Сталин окончательно почувствовал, что время работает на Победу (после Сталинграда), он стал выкраивать 30–40 минут (чаще ночью), чтобы посмотреть фронтовую кинохронику. Иногда просмотр таких лент подталкивал его к принятию широкомасштабных решений. Мысль кабинетного полководца, получавшая дополнительную информацию, трансформировалась через присущие ему стереотипы тоталитарности, цезаризма, подозрительности, недоверия, настороженности.

В одной из кинолент