Триумф христианства - [92]
В противоположность ученым, считающим, что ревности по Боге Константину недоставало, некоторые современные специалисты, напротив, считают, что Константин был убежденным христианином и задался целью, в конечном счете, обратить всю империю[221]. Однако, скорее всего, это не так. Даже если сам Константин и был убежденным сторонником христианского бога, от желания навязать свою веру всем подданным его должны были останавливать политические соображения. Что выходит из принуждения, он понимал слишком хорошо. Он помнил времена Великого гонения, более того – находился в это время при дворе Диоклетиана, а затем Галерия, так что знал дело во всех подробностях. Гонения не сработали. Константин, несомненно, умел добиваться своего не мытьем, так катаньем, когда считал нужным, – как в случае с епископами на Соборе в Никее. Но навязывать чуждую веру своим подданным, в основном язычникам, он не считал необходимым[222].
В следующей главе мы увидим, что некоторые преемники Константина такой толерантности не проявляли: к концу IV века в империи начали действовать законы, под страхом суровых наказании полностью запрещавшие языческие богослужения и ритуалы. С терпимостью (или нетерпимостью) Константина к языческим обычаям связан один особенно деликатный исторический вопрос. Пытался ли он прекратить языческую религиозную деятельность, поставив под запрет жертвоприношение животных? В личных взглядах Константина по этому вопросу сомневаться не приходится. Кровавые жертвоприношения – кровь, внутренности, вонь, вся эта процедура – были ему отвратительны, об этом он говорил неоднократно. Проблема для историков состоит в том, пытался ли он в какой-то момент навязать свои взгляды подданным, запретив жертвоприношения по всей империи[223].
Некоторые видные специалисты утверждают, что да, – ив доказательство этого приводят важные свидетельства. Прежде всего, об этом прямо говорит биограф Константина Евсевий. Согласно «Жизни Константина», после победы над Лицинием в 324 году Константин издал закон, в котором «возбранял отвратительные обряды идольского служения, совершавшегося некогда в городах и селах, чтобы, то есть, никто не дерзал воздвигать статуй, заниматься предсказаниями и иными пустыми делами, – вообще, чтобы никто не приносил жертв» («Жизнь Константина», 2.45). Далее Евсевий снова пишет, что по императорскому указу «для народа и войска в пределах власти Рима повсюду закрывались врата идолослужения и воспрещались все виды жертвоприношений». Более того, «своими законами и указами он непрестанно запрещал приносить жертвы идолам, вопрошать гадателей, воздвигать статуи» («Жизнь Константина», 4.23, 25).
Значение таких законов трудно переоценить. Если цифры, приведенные нами в главе 6, более или менее верны, это означает, что к 325 году христиан в империи было около пяти миллионов. Прибавим к ним четыре миллиона иудеев, округлим – и получим, что из шестидесяти миллионов населения империи пятьдесят оставались язычниками и продолжали совершать традиционные обряды. Неужто Константин объявил вне закона религию пяти шестых своих подданных? И если так, почему о такой «мелочи» ничего не говорят другие источники?
По-видимому, этому есть еще одно подтверждение. Оно исходит из закона, принятого в 341 году, через четыре года после смерти Константина, его сыном императором Констанцием, который явно стремился прекратить языческие религиозные практики. Вот что говорилось в этом законе, согласно позднейшей юридической компиляции V века, известной как «Кодекс Феодосия»:
Да прекратится нечестие; да будет положен конец безумству жертвоприношений. Ибо, если кто-либо в нарушение закона покойного императора, отца нашего, и в нарушение приказаний нашего величества осмелится совершать жертвоприношения, – тот пусть испытает на себе соответствующее наказание и услышит незамедлительный приговор («Кодекс Феодосия», 16.10.2)[224].
Мы уже видели, что в Римской империи принять новый закон было куда легче, чем его исполнить, – так что даже прямой и ясный запрет языческих жертвоприношений, если таковой был, по всей видимости, не исполнялся и на практике не действовал. Потребовалось еще пятьдесят лет – и миллионы обращенных в христианство, – чтобы антиязыческое законодательство начали принимать всерьез. Но для наших целей важно другое: Констанций II в 341 году заявляет, что его отец уже запрещал жертвоприношения. Это совпадает с тем, что писал двумя годами ранее в своей «Жизни Константина» Евсевий.
Можно ли верить этим двум христианским источникам: императорскому биографу – и самому императору?
