Тритогенея Демокрита - [20]

Шрифт
Интервал

», — говорят глупцы. «Ничтожны герои», — говорят трусы. И хотя то малое, что делают они, не всегда плохо, начинаешь ненавидеть это за их ненависть к великому. Посредственность — худший враг гения.

— Я придумал, кого я выкуплю и кому я дам свободу, — сказал Диагор, взяв Демокрита за руку. — Я дам свободу красоте. Красота должна быть свободна, не правда ли? Красоте даст свободу уродство. Это символично, Демокрит! Ты не находишь?

— Уродство? — переспросил Демокрит. — О чем ты, Диагор? — хотя не трудно было догадаться, что имел в виду Диагор: под уродством он подразумевал себя, свое лицо, испещренное преждевременными морщинами и пораженное болезненной желтизной. — Если ты о своем лице, — продолжал Демокрит, — то я могу тебя утешить: ты не так некрасив, как думаешь. Более того, мне кажется, что тебе можно помочь. В Персии я видел, как женщины улучшают цвет лица и избавляются от морщин простым способом. Они собирают известные мне травы, сушат их, толкут в ступе, затем заливают горячим вином. Образовавшейся кашицей смазывают лицо и подолгу лежат в тени. Поступают так до тех пор, пока лицо не станет гладким и свежим на вид.

— Может быть, может быть, — вздохнул Диагор. — Но у меня — другое, мне травы не помогут.

— Отчего же? — усмехнулся Демокрит. — Я бы попробовал…

— У тех женщин лица иссохли от солнца, от ветра, от соли… Одним словом, от внешних причин. Причина же моего уродства лежит глубоко во мне, — он коснулся рукой груди, — вот здесь, в сердце. Причина моего уродства — страдания. А чем можно излечить страдания?

— Ты невыносим, — сказал Демокрит и встал. — Вспомни историю об излечении глухого, которую я тебе рассказал. — Он подошел к открытой двери, стал смотреть вверх, на звезды. — О каких страданиях ты говоришь? Ведь не было у тебя никаких страданий, Диагор. Ты выдумал их. А болезнь твоего лица вполне излечима. Я берусь избавить тебя от морщин и желтизны за месяц, если ты будешь приходить ко мне хотя бы раз в пять дней. Согласен? — он повернулся к Диагору.

— Ну хорошо же! — ответил Диагор, закипая от злости. — Так, значит… — он поднес было кружку ко рту, но не стал пить — ударил ее оземь. — Ты отнимаешь у меня право на страдания. Ты хочешь сказать, что душа моя пуста, а на лице — глупая маска. — Он встал и подошел к Демокриту: — Но ты заблуждаешься, Демокрит. Ты думаешь, что перед тобой тот несчастный мальчишка, которого ты купил у Фарсия, чтобы блеснуть перед друзьями своей добротой… Нет, Демокрит! Ты меня не знаешь! Я сумею постоять за себя! Пропусти! — он толкнул загородившего ему дорогу Демокрита плечом. — Пропусти!

— Успокойся, — сказал Демокрит, беря Диагора за плечи. — Мы не допили вино.

— Мне противно пить в твоем доме, — ответил Диагор.

— Мы не закончили наш разговор.

— Мне противно говорить с тобой! — Губы Диагора дрожали, он поводил плечами, словно хотел вырваться, выставлял вперед подбородок, шумно дышал.

— И все же я прошу тебя, — ласково заговорил Демокрит. — Перестань злиться. Я не хотел тебя обидеть. Но ты такой вспыльчивый. Прости меня, Диагор, — он погладил его ладонью по голове. — Ну? Прости.

Диагор оттолкнул его руку но не слишком решительно. Демокрит снова коснулся ладонью его волос, потом обнял, прижал к груди.

— Раздавишь, — проговорил Диагор и нервно засмеялся: злость угасла в нем, побежденная лаской Демокрита. Но ему не хотелось, чтобы Демокрит увидел это, он еще какое-то время говорил резко, но все же подчинился Демокриту, опустился перед скатертью, на которой стоял кувшин с вином и лежали куски сыра.

— Клита! — позвал Демокрит.

Клита в то же мгновение появилась в дверях, будто засветилась в темноте.

— Кружку Диагору. Он разбил свою, уронив…

Клита принесла новую кружку. И пока подавала ее Демокриту, успела сообщить, что слуги Диагора насытились и храпят в соседней комнате, что в колодце поет лягушка, что приходил какой-то человек, но, увидев ее, Клиту, пустился наутек.

— Должно быть, тот, который ночевал здесь раньше, бродяга, — предположила Клита. Она сказала также, что Алкибия сидит на ограде, смотрит на звезды и улыбается от счастья…

— Хорошо, Клита. Мы еще не окончили разговор, — остановил ее Демокрит. — Я позову тебя потом, когда понадобишься…

— Где сидит Алкибия? — спросил Диагор, когда Клита ушла.

— На ограде, — ответил Демокрит.

— Почему?

Демокрит пожал плечами, налил в кружку вина, протянул ее Диагору, сказал:

— Не будем больше ссориться. От ссоры болит сердце. Я знаю, отчего так бывает: в сердце скапливается много беспокойных мыслей, они бьются в нем, как дрозды в силках, разрывают его… Не будем больше ссориться, — он поднял свою кружку с вином. — Никогда.

— Никогда! — согласился Диагор.

Потом они молча ели сыр и посмеивались, бросая друг на друга дружелюбные взгляды.

— Да, — сказал Диагор, — продолжим все-таки наш разговор. Я благодарил тебя за мысль о том, как лучше распорядиться деньгами. Надеюсь, Демокрит, что свой мудрый совет ты подкрепишь делом. Ведь добрый совет, не подкрепленный добрым делом, — пустая болтовня. Не так ли?

— Клита! — громко позвал Демокрит. — Иди к нам, Клита!

— Зачем? — удивился Диагор. — Не нужна нам Клита!


Еще от автора Анатолий Иванович Домбровский
Рассказы о философах

Писатель А. Домбровский в небольших рассказах создал образы наиболее крупных представителей философской мысли: от Сократа и Платона до Маркса и Энгельса. Не выходя за границы достоверных фактов, в ряде случаев он прибегает к художественному вымыслу, давая возможность истории заговорить живым языком. Эта научно-художественная книга приобщит юного читателя к философии, способствуя формированию его мировоззрения.


ТРЗ-пара

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Платон, сын Аполлона

События романа А.Домбровского переносят читателей в Древнюю Элладу. В центре увлекательного повествования — жизненные, человеческие и научные искания Платона, одного из самых знаменитых учёных древности. Издание предваряется биографической статьёй, дополнено комментариями.


Великий стагирит

Великий стагирит — так называют выдающегося древнегреческого философа Аристотеля. В книге рассказывается о взаимоотношениях Аристотеля с его учителем Платоном, основавшим близ Афин свою Академию, о научных поисках Аристотеля, об истинном и ложном в его учении, о его трагической ошибке, которая привела к тому, что афиняне изгнали его из своего города. Читатели найдут в ней также много интересного, касающегося жизни Афин в IV веке до н. э. и истории эллинского мира.


Чаша цикуты. Сократ

Новый роман известного писателя Анатолия Домбровского посвящён древнегреческому философу Сократу (469— 399 гг. до н. э.), чья жизнь заслуживает такого же внимания, как и его философия.


Случайный рыцарь

Проза писателей Крыма.Художник А. Е. Судаков.Составитель О. В. Сотская.


Рекомендуем почитать
Кардинал Ришелье и становление Франции

Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.