Трипланетие. Первый Ленсмен - [19]

Медленно, слишком медленно крен начал выравниваться; машина ринулась к полю внизу и спасительной, словно влекущей к себе канаве. Если они не достанут его на следующем заходе…

Позади раздался грозный рокот. Господи, пулеметы! Киннисон весь сжался, ожидая взрыва, но ничего не произошло — видимо, целили не в него. Мотор ему повредили недалеко от линии фронта, и теперь главный вопрос заключался в том, на чьей территории он приземлится. Судя по выстрелам, свои были близко.

Шасси почти касались земли, когда невероятным усилием он заставил самолет поднять нос кверху; его скорость резко упала, Машина подпрыгнула, ударившись о землю, но затем Киннисон выровнял ее и покатил по полю — сказалась старая сноровка, Ральф несколько лет участвовал в гонках на мотоциклах. Совершая фантастические виражи, он почувствовал волну жара — пуля, наконец, нашла бак с горючим. Обстрел продолжался; пули зарывались в землю, свистели у затылка, отскакивали от крыльев. Но канава была уже близка. Ее вонючие топкие берега и гнилая стоячая вода были единственным спасением для Киннисона — небо над ним разрывалось от воя вражеских машин и пулеметного стрекота. Киннисон уже медленно погружался в спасительную грязь, когда раздался чудовищный грохот. Видно, одному из «Гансов» не повезло!

Пальба неожиданно затихла.

— Достали одного! Достали гада! — раздались радостные вопли.

— Лежать! Не поднимать головы, идиоты! — рявкнул властный голос, очевидно — сержантский. — Хотите поймать пулю в башку? Хватит палить, надо отсюда выбираться. Эй, летчик, ты там живой?

Омерзительная грязь затопила кабину, набилась в сапоги, залила лицо. Самолет погружался все глубже и глубже. Киннисон отплевывался, пока не смог заговорить.

— Нормально, — крикнул он и начал подниматься по пологому склону канавы. Однако свист пролетавшей мимо пули предупредил его, что столь необдуманные действия не безопасны.

— Эй, парни, я не собираюсь оставлять свою уютную канаву… Там у вас слишком жарко!

— Это ты прав, братец! Здесь жарче, чем на сковородке в аду! Спустись чуть дальше до первого поворота. Увидишь цепь валунов, ползи за ними, потом будет опасный участок, спрятаться там негде — но, думаю, ты пройдешь. И сразу забирайся к нам на холм. Эта мерзавцы в воздухе уже нас разглядели, скоро тут все сравняют с землей. Торопись!

Киннисон тщательно следовал указаниям сержанта. Он нашел гряду и пополз под ее прикрытием, обдирая кожу и налипшую на комбинезон грязь. Случайная пуля просвистела высоко над головой. Наконец, он взобрался на склон холма и скорчился за тощим голым древесным стволом. Подполз к людям. Огромный светловолосый сержант улыбнулся и пробасил:

— О'кей, парень. Ты среди своих. Ну, а теперь шевели ногами, здесь делать уже нечего.

— Это я с удовольствием, — первый раз за день Киннисон усмехнулся; в ясных светло-карих глазах сверкнули золотые точечки. — Я и так драпал, что было сил. Из какой вы части? Где мы находимся?

Бу-у-ум! Земля и небо содрогнулись. Там, где только что были люди, поднялось чудовищное облако, внушавшее поистине благоговейный ужас; туча земли, каменных обломков, осколков дерева. Затем последовал новый взрыв, еще и еще!

Крах! Бум! Похоже, снаряды всех калибров обрушились на землю. Маленькая группка американцев, как один человек, обратилась в бегство. Ральф не помнил ничего; и душа его, и ноги стремились вперед, прочь от этого страшного места. Только когда людям не хватило дыхания, они остановились.

— Мы из шестой роты семьдесят шестого артиллерийского полка, — сержант говорил так, будто вопрос был только что задан. — А вот насчет того, где мы находимся, скажу одно: где-то между Берлином и Парижем. Вчера нас ко всем чертям вышибли с позиций и с тех пор мы удираем. Наш капитан был на холме, но его подстрелили, когда началась охота на тебя. Остался только лейтенант, зеленый, как пучок спаржи.

— Неважные новости… Пойду-ка я лучше с вами, парни… определимся на местности, и я прикину, каковы мои шансы вернуться в свою часть.

— Чертовски малые. Разрази меня гром! Бошей здесь больше, чем блох на собаке. — Киннисон сжал кулаки и опустил голову. Угораздило же его попасть в самую заварушку! А артиллерист невозмутимо продолжал:

— Надо подняться повыше: во-первых, оттуда лучше видно, а во-вторых, там могут быть наши.

Когда они добрались до вершины холма, то убедились, что сержант был прав. Первым, кого они увидели, был седовласый мужчина, слишком старый, чтобы находиться на передовой, сидевший на обломке скалы. Он курил сигарету; отлично сшитая форма, ловко облегавшая его отнюдь не худощавую фигуру, казалась неимоверно грязной и мятой, из-под полуоторванной штанины торчали окровавленные бинты. Несмотря на то, что он был офицером — и немалого ранга — никаких знаков различия на отворотах тужурки не наблюдалось. Киннисон, вместе с артиллерийской командой, приблизился, и молоденький лейтенант подскочил к сидевшему человеку.

— Сообщите ваше звание, — потребовал он. — Я лейтенант Рэндольф из…

— Мой чин, да? — мужчина усмехнулся и отбросил окурок. — Когда я был лейтенантом, мне это тоже казалось важным, сынок. Кстати, тогда ты еще не родился… — он потер раненую ногу и сообщил: