Тринадцатый - [7]

— Езжайте спокойно, они нас не остановят.

— Твоими устами только мед пить. На Стрелецком посту хрен какую машину пропустят, тем более грузовик. Слыхал, Витек, нас сейчас пропустят и еще честь вслед отдадут! — съязвил Семеныч.

Как только машина подъехала к посту, милиционеры, изменившись в лице, словно по приказу, вытянулись по стойке «смирно» и, открыв шлагбаум, отдали честь проезжающему мимо КамАЗу. В кабине воцарилась гробовая тишина. Семеныч и его напарник не могли поверить собственным глазам.

— Э-э-э, — еле проглотив слюну, произнес водитель, поворачивая голову к своему спутнику. — Это как это? Что это вообще значит? Это они кому?

— Вам. Правда не в том, что вы видели. Правда в том, во что вы поверили, — Анатас повернулся к Четырину. — По-моему, мы приехали. Я сойду здесь. Спасибо, что подбросили. Кстати, уютное местечко вы себе выбрали для жизни, Виктор. Если бы вы не создали многих проблем, оно было бы еще лучше. Я гляжу, у вас частный дом, до города рукой подать. Как говорится, живи — не хочу.

— Конечно, — пробормотал Виктор, пытаясь вспомнить, когда это он сказал незнакомцу, где живет.

Его мысли прервал нездоровый гул мотора. Скрежет и визг раздались из сердца машины, и она остановилась рядом с автобусной остановкой.

— Что за черт?! — ругнулся водитель.

— Что случилось?! — спросил Виктор практически одновременно с Семенычем.

— Да хрен его знает! Только поршневую поменял, все новое поставил. Ерунда какая-то. Чему там ломаться-то?! Мать твою! Когда ж я себе иномарку куплю? Буду ездить, как человек?!

— Уже никогда, — Анатас не спеша вылез из кабины и поднял воротник своего плаща. Он взглянул наверх. Свет фонаря лучом ударял в землю, белые хлопья снега густо мерцали под ярким освещением. — До свидания, Виктор.

— Эй, слышь! А мне «до свидания» сказать не надо?!

— Прощайте!

— Постой! А деньги?!

— Ах да, конечно. Как это я мог забыть? — Анатас достал из внутреннего кармана плаща черный бумажник, на котором была вышита золотая змея. — Вам что: рубли, доллары, марки? Чем изволите принять благодарность?

— Нормально-о-о! — протянул Семеныч. — Может, у тебя и золото есть?

— Могу и золотом. Так какие?

— Ну, давай доллары.

— А сколько вы с меня возьмете за ваше доброе дело?

— А сколько тебе не жалко? Вот сколько бы ты нам дал за то, что мы тебя из такой пурги вытащили, а?

Анатас протянул свой бумажник.

— Возьмите. Для хороших людей ничего не жалко. Тем более, деньги — это всего лишь средство создания превосходства. Чем их больше, тем больше проблем. С ними ваши пороки станут еще сильнее. И хотя эти бумажки не имеют ценности, вы почему-то уверены, что смысл жизни именно в них.

— Что, все взять? — недоверчиво переспросил Виктор.

— Конечно, берите.

— Да бери ты, пока дают! — поторопил Четырина Семеныч.

Виктор медленно протянул руку и взял бумажник.

— Берите-берите, — повторил попутчик. — Вы по праву их заслужили, ведь добрые дела в нашей жизни делаются исключительно за деньги.

Анатас улыбнулся и, поправив воротник плаща, пошел прочь от машины, оставив своих спутников наедине с кошельком. Семеныч и Виктор молча смотрели ему вслед, пока его силуэт не скрылся в ночной пурге.

— Вот идиот! — нарушил тишину грубый голос шофера. — Надо ж, полный бумажник бабок оставил! Повезло! Не зря мы столько времени его ахинею слушали. Ну, давай, не томи душу, открывай быстрей, — чуть ли не выхватывая из рук Виктора кошелек, ревел Семеныч.

— Да успокойся ты! Сейчас открою, — отпихивая руки водителя, расстегнул бумажник Четырин.

— Мать моя женщина, роди меня обратно! — в один голос проговорили оба, когда в открытом кошельке показались стодолларовые купюры.

— Сколько же тут? — оглядываясь по сторонам, шепотом спросил Семеныч.

Виктор взглянул на водителя, который пожирал деньги глазами и, улыбаясь, довольно потирал руки.

— Не нравится мне все это.

— Да что не нравится-то? Так подфартить только раз в жизни может! Ты лучше давай посчитай, сколько там, — нервно дергаясь, не отрывал взгляд от валюты Семеныч.

Виктор медленно облизнул большой палец правой руки, потер его об указательный и принялся считать.

— Ну, ну, ну, — нетерпеливо повторял Семеныч.

— Десять тысяч и тридцать центов!

— Это ж до хрена, черт возьми! Это ж по пять тысяч на брата!

— Точно, — согласился Виктор. — Только я себе бумажник возьму, хорошо?

— Да бери! На кой он мне сдался?

— Ну, спасибо. А если он попутал чего? Если вдруг опомнится? Ты сам посуди: такие деньжищи отдал, — принялся делить деньги Четырин.

— Когда опомнится, поздно будет! Деньги пополам и по домам сразу. А там хоть трава не расти!

Пока Виктор делил деньги, его приятель волком смотрел то на него, то на бумажник, на котором золотыми нитками была вышита змея с блестящим камнем вместо глаза. Семеныч про себя пересчитывал каждую бумажку вслед за своим напарником. Жадное чувство зависти разгоралось внутри него. Ему казалось, что у Виктора пачка больше, хотя он мысленно провожал взглядом все купюры. Вдруг змея повернула голову и посмотрела на Семеныча. Теперь у нее было уже два глаза, причем один — угольно-черный, а другой — кроваво-красный. Семеныч вздрогнул и сильно зажмурился. В голове пронесся голос: «Убей!».