Тринадцатый Император. Часть 1 - [52]

Улыбка моментально сползла с лица Красновского. То, что он воспринял как забавную новость и шутку, перестало казаться таковой.

– Всех крестьян? В том числе и помещичьих? – уточнил он, – Выкупные платежи отменят и для них?

– Пока нет, – ответил, помолчав, граф, – но вы ведь умный человек и понимаете, что начнётся после освобождения государственных и удельных крестьян без выкупа.

Красновский кивнул. Несмотря на комичную внешность, вызванную желанием быть принятым в высшее общество и следование потому последней французской моде, он отнюдь не был дураком. Освобождение значительной доли крестьян без выкупа означало немедленно начало бунтов среди помещичьих крестьян. Среди них и так давно ходили слухи, что дворяне подменили истинный указ царя на поддельный и только потому им навязали непосильные выкупы за землю и совсем не дали воли. А если сейчас начнётся раскрепощение на государевых землях без выкупа… Петра Даниловича передернуло. На его землях жило без малого сотня тысяч крестьянских душ и он отчётливо представлял себе что начнётся после царского указа.

– И это ещё не всё, – вырвал его из размышлений голос Блудова. – Только вчера я читал проект нового указа. С нового года вывоз более сотни рублей, либо ценностей ценой их превышающих, за границу будет для русских путешественников воспрещён. Более того, для выезда будет требоваться разрешение от Министерства Внутренних Дел.

– А как же Ницца, Баден? – растеряно спросил Красновский, не в силах поверить в ужасную новость.

– А так, дорогой Пётр Данилович, можете теперь забыть о просвещённой Европе, – мрачно ответил Блудов, подхватывая фужер с шампанским у услужливого официанта.

– Нет, это решительно нельзя так оставить, – раздражённо воскликнул Красновский, рубанув воздух рукой. – Не знаю, кто внушает государю столь опасные и вредные мысли, но их воплощение неизбежно ведёт к краху России. Именно мы, дворяне, – разглагольствовал он в полный голос, не обращая внимания собравшихся, – есть верная опора трону. Лишь мы поддерживаем порядок и спокойствие в Империи. На кого нас хотят поменять – на грязных крестьян?! На этих лапотников? Невежественных, грязных, отвратительных… Мы не потерпим подобных притеснений! Мы немедленно потребуем от Императора оставления посягательств на наши исконные права и свободы! Мы…

Его пламенную речь прервал звонок, извещающий о начале третьей части оперы.

– Пойдёмте, Пётр Данилович, пойдёмте, – подхватил под локоть Красновского Блудов, подталкивая его к выходу в зал. – Опера начинается. А наш разговор мы сегодня продолжим. Как раз после представления я приглашен в один закрытый клуб, где собираются люди, весьма озабоченные судьбами России. Я с удовольствием возьму вас с собой, уверен, вы найдёте там наших с вами единомышленников. А сейчас вернёмся в зал.

Всё ещё полыхающий жаром в начале речи Блудова Красновский успокоился и кивнул. Да, такое положение дел невозможно просто так оставить, но и в одиночку ничего не добиться. Если сам граф Блудов называет его единомышленником и приглашает в закрытый клуб… Значит есть силы, способные препятствовать тем безумным и вредоносным реформам, что по словам графа, планирует новый государь. От этих мыслей Петру Даниловичу стало спокойнее и он с лёгким сердцем последовал вместе с Дмитрием Николаевичем в оперный зал.

В зале на третьем этаже Зимнего Дворца, непосредственно примыкающего к рабочему кабинету Его императорского Величества Николая II было традиционно людно. Распорядок дня государя стал настолько плотен, что приёмы и аудиенции следовали буквально непрерывным потоком, начиная с раннего утра и до поздней ночи. В связи с этим в приёмном зале, как стали его называть, были поставлены несколько кресел и диванов для ожидающих, принесённые с других этажей. Так же чиновничьей братией был организован неприметный буфет с безалкогольными напитками и легкими закусками, для желающих подкрепить свои силы, подорванные долгим ожидание. Занять время можно было так же за чтением номеров свежей российской и европейской прессы, ежедневно оставляемых во дворец.

Сегодня приёмный зал буквально гудел от слухов. Обсуждались только что состоявшиеся отставки нескольких министров и кандидатуры их возможных приемников. Так же, вполголоса, среди присутствующих то тут, то там вспыхивали обсуждения причин этих кадровых решений и вскользь выражалось сомнение в их разумности.

– Да самодурство это, самодурство! – яростным нашептывал собравшимся в небольшой кружок вокруг него членам кабинета министр иностранных дел, князь Александр Михайлович Горчаков.– Не с той ноги встал наш пострелёнок – вот и подвернулись ему под руку несчастные Александр Алексеевич и Александр Васильевич.

– Я бы не согласился с вами, Александр Михайлович, – вступил в разговор Павел Петрович Мельников, министр путей сообщений, – при всём моём уважении к Александру Алексеевичу (Зеленому), качествами необходимыми для министра государственных имуществ он не обладал. Куда ему до Михаила Николаевича (Муравьева).

– А я говорю – не угодил он чем-то лично, – упорствовал князь Горчаков, – вот и слетел с места. Не разбирается государь пока не в людях. Таких умов-то из кабинета выкидывать. Или скажите, как некоторые, – бросил он с презрительной усмешкой, – что он в администратор почище Муравьева и военный деятель лучше Милютина?