Тринадцатый Император. Часть 1 - [51]

Особенно тяжело дался разговор с митрополитом Филаретом. Владыка, несмотря на преклонный возраст и пошатнувшееся от недавней болезни здоровье, прибыл в столицу настолько быстро, насколько позволяли его года и российские дороги. Я же, загрузив себя сразу десятком проблем, нашёл время принять его лишь через неделю после того, как прошение о встрече легло на мой рабочий стол. Признаться честно, я не совсем понимал чего хочу, и это наглядно доказала наша беседа. В письме я предлагал, практически прямым текстом, восстановить Патриаршество. Взамен я хотел от Церкви… самую малость: церковных земель, которые я планировал отдать крестьянам; чтобы церковь обходилась лишь пожертвованиями прихожан и отказалась от государственных дотаций; хотел, чтобы прекратились притеснения старообрядцев. В моём понимании, независимость от государства, возможность восстановить пост Патриарха были для Церкви достаточно лакомым куском, чтобы согласиться на мои требования.

Это убеждение сохранялось лишь первые минуты моего разговора с митрополитом. Мягко, иносказательно, чередуя вполне светскую беседу с библейскими притчами, владыка объяснил мне, как сильно я ошибался. Церковь, а более конкретно её иерархи, были совершенно не настроены что-либо кардинально менять. Их совершенно устраивало положение дел, при котором Церковь была подчинена государству. Государство защищало, кормило, избавляло от ответственности, требуя самую малость – поддерживать авторитет власти среди паствы. Причём требовало чисто формально и беззубо.

Исключения составляли лишь единицы – митрополит Московский и Коломенский Филарет, епископ Смоленский Иоанн, архиепископ Филарет Черниговский и ещё несколько иерархов, которые за свои убеждения были практически отлучены от руководства Церковью, и лишь благодаря весьма весомому духовному авторитету не лишились своих санов.

После разговора с владыкой, я по-новому взглянул на те проблемы, которые возникали на пути моих начинаний. И, как ни странно, они были теми же самыми, что и внутрицерковные дела. Чиновники от власти и иерархи от церкви были схожи словно братья-близнецы. Они не хотели ничего менять. Они не хотели нести никакой ответственности. Они хотели лишь больше прав, больше привилегий, больше денег и титулов. В стройные чиновные ряды как в песок уходили любые благие начинания, любые свежие идеи. И тут я невольно вспомнил о графе Блудове…

-Ааа-пчхи! – могучий чих прервал беседу двух представительных господ, случайно встретившихся и завязавших беседу в буфете Большого Каменного Театра.

В театре с большим успехом шла опера Верди 'La forza del destino'. Несмотря на то, что премьера прошла уже два месяца назад, эта театральная постановка по-прежнему неизменно собирала аншлаг. Вероятно причиной тому была глубокая светскость сего мероприятия. Прибыв в здание театра в самых модных парижских платьях и английских фраках, увешанные драгоценностями, страусиными перьями и прочими статусными побрякушками, благородные господа и дамы демонстрировали высокому светскому обществу столицы своё благополучие. Конечно, во время просмотра оперы зрители зевали, деликатно прикрывая лицо перчатками и веерами, щипали себя дабы не заснуть в ожидании антракта. Но всё это не имело значение, ведь выбравшись в буфет все они как один признавали «что представление было хорошо. Тамберлик, Грациани, m-me Nantier и m-me Barbot очень старались». В антракте собравшиеся отдавали дань закускам и шампанскому, обсуждали светские сплетни и биржевые новости. Женщины щеголяли меж собой туалетами, пригубливая из изящных фужеров марочные вина, мужчины курили, лениво обсуждаю политику и изредка делая дамам витиеватые комплименты.

– Будьте здоровы, дорогой Дмитрий Николаевич, – традиционно пожелал собеседнику невысокий, румяный, налитый сытостью, мужчина лет тридцати. Модный красный фрак и узкие штаны лишь подчёркивали его природную красноту лица, и объёмность тела.

– Благодарю, Пётр Данилович, – откашлявшись, поблагодарил Блудов, вытирая лицо шёлковым платком.

– Видимо вспоминает Вас кто-то. Может быть даже сам Государь! – улыбаясь, попытался пошутить колобок. Он, Пётр Данилович Красновский, будучи не слишком родовитым и вылезший в высшее общество лишь благодаря обширным латифундиям на юге Империи и крупному состоянию, считал за большую удачу, что всемогущий глава Канцелярии удостоил его беседой.

– Типун вам на язык, Пётр Данилович, – замахал руками граф. – Я был бы счастлив, если бы был оставлен без Высочайшего внимания хотя бы сегодня. Признаюсь вам честно, – на этих словах он придвинулся к собеседнику ближе и перешёл на шепот, – Его Императорскому Величеству грезятся лавры его великого предка – Петра Алексеевича.

– Да неужто, – по-бабьи всплеснул руками Красновский, заговорчески снижая голос и улыбаясь, – считаете, нам следует таки ждать реформ? Или новый государь воспримет наставления Петра Великого буквально и начнёт брить бороды, подобно своему пращуру?

– Если бы, если бы, уважаемый Пётр Данилович! – яростно прошептал Блудов, наклоняясь ещё ближе, – у государя странные и подчас нелепые планы, но он не желает ни с кем их обсуждать и требует их немедленно воплощения. Мыслимое ли дело – Николай Александрович на рождество планирует раскрепостить всех крестьян без выкупа!