Трикветр - [20]

Тогда будьте готовы. Сбор на восходе в синей портальной. И отдохните хорошо, Вы с ног валитесь.

— Крея, там в гостевой ждет…

Я помню. Можем считать, что свое наказание он получил. Ожидание в неизвестности, что может быть хуже.

— Просто я знаю, что девушка у него здесь, вот он и…. В принципе, она не в таком плохом состоянии.

— Проведи меня к ней и свободен.

Стоило показаться мне на пороге, девчонка рухнула мне в ноги.

— Только не надо меня больше той плетью, пожалуйста. — А так это ее я, та я, крея кнутом отходила? А ведь вся ее вина в том, что целовалась с тем пареньком, и эта парочка на пути креи оказалась в неподходящий момент.

— А ты еще что-то успела натворить?

Нет, госпожа.

Идем со мной, молча. Может, и отпущу, как карта ляжет, — идет следом, а у самой от страха коленки подкашиваются. Завела в гостевую. Увидев нас, и паренек бухнулся на колени, но смолчал. Правильно, понял, что языком порой беды наделать проще, чем руками. — Выбирай, кто за твой язык болтливый наказание получит — ты или причина твоей болтливости? Говори, разрешаю.

— Я, госпожа, Яришка здесь не причем. Любое наказание приму, отпустите ее, пожалуйста.

— Сплетни глупые кто по замку разносил? И разве можешь ты грубить правителю?

— Про сплетни не знаю ничего. За грубость накажите, заслужил.

— Знаешь, что оборотни с такими, как ты, смазливенькими, делают? Или с такими, как она? — о любвеобильности оборотней по крафству ходило много сплетен. Почти все было явной ложью и распространялось самими оборотнями, лишь бы не совалась не в меру любопытная молодежь к источнику в нейтральных землях. В дни проведения оборотнических обрядов там и, правда, было опасно. И в этом смысле тоже.

— Я сам… Её не надо… Прошу.

— Так тебе дорога?

— Да, госпожа, я… сватать хотел к осени.

— Ступайте оба, там работу вашу никто за вас делать не обязан. Но теперь за провинность одного наказывать буду обоих. На глазах друг у друга. И про оборотней не шучу. Провинишься ты, отдам ее. Идите, пока добрая. — Поживет там пару лет в прислугах. Ничего там с ней плохого не случиться. Если вправду дорога, поостережется под любое наказание ее подставить. Впредь наука.

А у меня здесь еще одно дело. Все, что происходило в западном крыле, было ужасно и мерзко в общечеловеческом смысле. Но служило только прикрытием научных изысканий моих мужей. Они были фанатиками магии. Сутками проводили опыты в подвалах западного крыла. На людях. И оборотнях. Ошейники полного подчинения — их изобретение. В подвалах были усиленные камеры для подопытных. Питание организовано через минителепорт с кухни замка. Сейчас там было трое. Все трое в ошейниках. Так что, если не пытаются сопротивляться действию ошейников, им ничего не грозит. Но проверить стоило. Два оборотня из клана рыси давно смирились с участью. Третьим был дракон. Он не смирится никогда. Собственно отсюда я и знала, что ошейник держит в повиновении даже дракона. Вернее, ипостась дракона удалось усыпить, чтобы сдерживать оборот. Человеческая сущность продолжала сражение с ошейником. Прямо убить себя он не мог, табу, но изматывал прямым неподчинением по мелочам. Пока не терял сознание. Бывала я возле этой камеры часто. В ходе эксперимента воздействовала магией разума, пытаясь усмирить гордого дракона. Но, даже, находясь в беспамятстве, он умудрялся сопротивляться.

Именно из-за него я сегодня здесь. Я сегодняшняя хотела найти способ освободить дракона. Но отпустить его в ошейнике нельзя. Обернуться он не сможет. А обрекать на мучительную смерть не хочется. Снять ошейник могу. Подойду спокойно, ошейник не даст ему напасть на меня. Но, когда сниму, за мою жизнь никто не даст ломаного гроша. В глазах дракона я уже видела все способы казнить меня, как только он до меня доберется. Но, не зря говорят, что безвыходных ситуаций не бывает. Даже если тебя съели, то у тебя два выхода. Сегодня у меня первая попытка найти хотя бы один.

Да, не зря страной драконов на Земле считается Китай. Есть в облике, смотрящего с лютой ненавистью на меня, человека что-то восточное. В разрезе глаз, в мягкой плавности и одновременной молниеносности движений.

— Что тебе опять от меня надо? Лучше прикажи этой удавке добить, чтобы не мучился.

— А что если я хочу дать тебе свободу? Отпустить.

— Возьмешь к себе комнатной собачкой? Не боишься, что глотку перегрызу?

— Нет. Могу попробовать снять ошейник.

— Это что новая тактика, чтобы издеваться дальше? — Он в гневе сделал глубокий вдох. Ненависть во взгляде сменилась крайней степенью недоумения. Он перестал дышать на несколько секунд. Потом отошел, сел на топчан. Обхватил голову руками. Застонал, как от сильного приступа боли. — Ошейник обычно действовал по-другому. Болью скручивало тело, но не давило на голову. Я открыла решетку, в стремлении помочь подошла ближе.

Что?

Не подходи. Этого не может быть. Ждать почти тысячу лет, почти сдохнуть, чтобы… ты… вы отняли у меня все, свободу, почти саму жизнь… и чтобы ты… Нет! Хранители миров! За что? Женщина, которую я так ненавижу, которую тысячу раз мысленно проклял и казнил всеми способами, не может быть моей истинной. Почему я не умер вчера?