Трикстер. Исследование мифов североамериканских индейцев - [59]
«— Небеса устали от ваших бесконечных причитаний и поэтому послали меня к вам, чтобы утешить вас.
Одно обстоятельство, все же, продолжало беспокоить родителей. Их воскресший сын почти ничего не ел.
Однажды, когда они куда-то отлучились, в дом вошли два раба, бросили в огонь китового жира и затем съели его. Увидев это, сверкающий юноша спросил их:
— Отчего вы так голодны?
Они ответили:
— Мы голодны, потому что мы ели струпья с наших голеней.
Тогда он попросил дать их попробовать, но рабы предупредили, что если он съест их, то станет таким же, как они. Но он настаивал, поел струпьев и тоже почувствовал голод. Его аппетит был так велик, что в самое короткое время он уничтожил все съестные припасы в доме отца. После этого он съел все, что смог найти в других домах деревни. Во всем селении не осталось ни крошки, и отец в отчаянии решил отправить сына из деревни, поскольку он представлял опасность для всего племени и, кроме того, унижал отца своим поведением. Перед тем, как отправить его в дорогу, он сказал:
— Мой возлюбленный сын, я посылаю тебя на другой берег океана.
Он дал ему маленький круглый камень, воронье покрывало и высушенный пузырь сивуча, наполненный разными ягодами. После этого он опять обратился к нему со словами:
— Мой сын, когда ты полетишь через океан (надев на себя воронье покрывало) и почувствуешь усталость, брось этот камень в воду, и ты сможешь сесть на него и передохнуть. Когда ты долетишь до большой земли, разбросай по ней эти ягоды. Во все реки и ручьи брось икру лосося, а вместе с ней икру форели — так ты не будешь испытывать недостатка в еде, и сможешь есть, когда захочешь».
Таким образом, мы видим, что попытка наделить Трикстера божественной родословной и здесь оказывается неудачной. Это напоминает один из циклов о Вороне, записанный в свое время Свонтоном[214] , где отец Ворона определенно воспринимается как божество. Он с малых лет воспитывает сына, чтобы, когда тот подрастет, передать ему силу, необходимую для сотворения мира. В другой версии мифа о Вороне (стр. 154—159) попытка дать ему божественное происхождение гораздо более успешна. В целом можно сказать, что только тогда, когда Трикстер отделяется от связанного с ним цикла — как это произошло у индейцев фокс, оджибва и виннебаго — он становится божеством или сыном божества. Что характерно, у всех этих племен эпизоды, в которых он предстает как божество, образуют вполне независимый и цельный сюжет.
Из всего этого возможен только один вывод, а именно: божественность Трикстера всегда вторична и в большой степени является конструкцией жрецов-интерпретаторов. Но это вовсе не значит, что подобная реконструкция сюжета произошла совсем недавно. Кроме того, остается вопрос, почему, если Трикстер изначально божеством не был, было сделано так много попыток приравнять его к божеству. Думаю, причина этих попыток довольно проста. Трикстер — древнейшая фигура мифологии американских индейцев, а возможно, и всех мифологий. Не случайно он часто связан с тем, что все индейские космологии считают самыми древними природными явлениями: камнем и солнцем. Трикстер был тем персонажем, о котором нельзя было забыть, которого должны были учитывать все индейские теологи-систематизаторы.
Признание его божественной природы могло иметь двоякое выражение: либо он был равным другим божествам, либо был божеством когда-то, но впоследствии лишился своей прежней природы. Виннебаго и тлинкиты выбрали первый путь, хотя, как мы видим, он оказался слишком трудным. И действительно, большинство племен постулирует его божественность и тут же подвергает ее сомнению, показывая, например, как его побеждает другое, настоящее божество. Небольшое число племен предпочитает все же рассматривать его как божество, которое было смещено и низведено в ранг негодного полубожества другим, более могущественным божеством. Один из самых выразительных примеров подобного смещения мы находим в мифологии оглала дакота. Здесь систематизирующая и преобразующая деятельность жрецов выражена наиболее сильно.
Согласно теологии оглала Трикстер (здесь его имя Иктоми, то есть Паук) был первым сыном Камня и существа по имени Крылатый. В мифе[215] он сам рассказывает о себе:
«Я бог и сын бога. Мой отец Камень — старейший из богов. Он дал имена всем вещам и создал все языки. Я сделал много добра, и меня следует почитать как бога. Но из-за того, что мой другой родитель, Крылатый Бог, не имеет формы, у меня странная внешность и все смеются надо мной. Когда я делаю добро, все смеются надо мной, как будто я делаю это ради забавы. И поскольку все потешаются надо мной, я тоже буду потешаться над всеми».
В этом мифе высшее божество наказывает Трикстера за то, что он навлек позор и насмешки на других богов, и посылает его в мир, где он обречен жить без друзей, ненавидимый людьми. В ответ на это он долго и громко смеется и говорит верховному божеству, что тот забыл про птиц и животных. Он поселится вместе с ними и будет общаться с каждым на его языке. Его земная жизнь будет радостна и беззаботна, и он всегда будет рад посмеяться над людьми.
Эта книга является последним прижизненным трудом Юнга, а также единственным популярным изложением его теории, адресованным самым широким кругам читателей. Используя метод «аналитической психологии» Юнга, его ближайшие сподвижники и ученики наглядно демонстрируют влияние бессознательного, опосредованное символами, на древние мифы и современное искусство, на научный поиск и человеческую жизнь от младенчества до старости.
Работы, вошедшие в данную книгу, знаменуют поворотный пункт в истории аналитической психологии, здесь изложены основные положения, на которых зиждется большая часть поздних работ Карла Густава Юнга. Перевод осуществлен по 7 и 18 томам собрания сочинений Юнга, изданного Принстонским университетом.Книга адресована специалистам – психологам, философам, историкам культуры – и всем, кто интересуется вопросами аналитической психологии.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Данный том включает в себя наиболее известные работы «Архетипы коллективного бессознательного», «Концепция коллективного бессознательного» и «Психологические аспекты архетипа матери». В этих работах автор развивает основные положения аналитической психологии, подробно раскрывая перед читателем ключевые понятия своей теории и свой метод в целом.
Рассматривается формирование личности, как своеобразное эволюционирование разума, как следующий, более высокий и более прогрессивный этап его существования. Не заявляя этого дословно, Юнг в своих рассуждениях о личности выделяет главные ее свойства — цельность, зрелость, определенность. Фраза Юнга "Личность как полная реализация целостности нашего существа — недостижимый идеал" отнюдь не противоречит вышесказанному — в природе нет ничего абсолютного.Весьма показательны также рассуждения Юнга о том, что оценочные категории добро-зло совершенно не эквиваленты категориям лучше-хуже.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».