Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Выпуск 1 - [221]

Очевидно, предстоит новая эпоха «темных веков», и вероятно, что человечество заинтересовано в том, чтобы эта эпоха была как можно короче и сохранилось как можно больше культурных ценностей, укоренившихся в эпоху господства западной цивилизации. В этом отношении русский народ находится в особом положении в сравнении с другими крупными народами или группами народов, могущих претендовать на создание новой цивилизации. Он (возможно, себе на горе и несчастье) впитал громадное число продуктов западной цивилизации, не подчинившись (надо надеяться) в своей духовной основе ей полностью и не став ее послушным органом.

Как обычно бывает в Истории, этим аргументам в пользу того, что русские пригодны для создания «постъевропейской» цивилизации, противостоит мощный контраргумент. Если представить себе, что все изложенные аргументы положены на одну чашу весов, то он находится на другой чаше.

Этот контраргумент заключается в том, что правящий слой современной России пока подчинен Западу: экономически, политически и культурно. Вот в этом «колебании весов», как мне представляется, и состоит История, и, в частности, здесь проявляется свобода воли – как отдельных людей, так и целых народов.

В нашем же положении явно есть простор для таких «колебаний». Это, может быть, беспрецедентная в истории ситуация. С одной стороны, существующий сейчас строй создан с опорой на силы Запада – прежде всего финансовые, но также культурные и пропагандистские. В ряде предшествующих работ я описывал путь, каким Запад установил свое господство над Россией. Он начал с обычного пути, которым пользовался в Америке, Африке, Азии – завоевания. Но громадное число таких попыток доказало, что сил Запада недостаточно для завоевания России. Подобные попытки лишь пробуждают «остервенение народа», по слову Пушкина. Тогда был испробован и достиг цели «обходной путь». Это был коммунизм. В сжатой форме идею можно сформулировать так: чтобы приватизировать экономику страны, ее нужно сначала национализировать.

История его возникновения определяет и весь характер сложившегося у нас правящего слоя – он тесными узами связан с Западом. Но, с другой стороны, сам Запад на глазах слабеет и не в состоянии поддерживать своих ставленников, что яснее всего проявилось на примере Грузии.

Прорвемся, но куда?

Правящий слой всегда, очевидно, должен на кого-то опираться. Обусловленная Историей опора уходит из-под ног. Единственной альтернативой остается народ, в подавляющем своем числе – русский. Поползновения правящего слоя найти в русском народе другую точку опоры видны хотя бы в изменении всего словесного аппарата современных политических деятелей или в уходе от «козыревской» внешней политики.

Но груз происхождения продолжает на этом слое висеть. Поэтому он и его официальные представители занимают такую двойственную позицию. Все политики теперь клянутся «отстаивать национальные интересы» (хотя спросить – интересы какой нации имеются в виду – «неполиткорректно»), представители правящего слоя ведут себя как православные, хотя официально об этом не заявляют. И т.д.

Ситуация напоминает эпоху Ивана Калиты. Кем он был – верным слугой золотоордынского хана, добывавшим ему «выход» побольше из его «Московского улуса» – или же он за 50 лет уже готовил Куликовскую битву? Вряд ли он сам мог ответить на этот вопрос, да и ответ зависел не только от него, а в значительной степени от его потомков.

Как мне представляется, противоречие интересов народа и правящего слоя (власти) – неизбежная черта Истории. Оно проявлялось и в дореволюционной России, когда, например, политика страны определялась много раз династическими интересами, а не интересами всего Русского государства. Но, конечно, основным противоречием между интересами власти и народа в дореволюционной России было 100-летнее сохранение крепостного права после провозглашения «дворянских вольностей».

Оно же проявлялось и в истории Рима. В своей книге «О Граде Божьем» блаженный Августин объясняет, например, ослабление Рима сравнительно с «варварами» именно тем, что правящий слой не выдержал «искушения властью» и поддался тенденции, которую блж. Августин называет «страстью к властвованию» (libido domi-nandi). Молодой, честолюбивый римлянин видел себя полководцем во главе легионов, присоединяющих к Римской империи все новые провинции. Как пишет Августин, за это ему при жизни ставили статуи, а после смерти он оставался в Истории как герой. А в результате численность населения Рима и вообще культурного ядра Империи – Италии и Греции – неуклонно сокращалась, так что наиболее боеспособные легионы состояли из тех самых «варваров», с которыми они воевали.

То же противоречие проявилось и в коммунистический период нашей истории, когда крестьянство было принесено в жертву «страсти к властвованию» со стороны тогдашнего коммунистического правящего слоя.

Так что, поднимаясь над всей Историей, надо, вероятно, признать, что рано или поздно при любом строе такое противоречие возникает. Но мы можем работать над тем, чтобы оно возникло как можно позже, то есть чтобы строй, при котором мы живем, был более устойчивым. Это значит, чтобы его правящий слой как можно позже поддался «искушению власти». То есть как можно дольше ощущал свое единство с остальным народом. А это единство в качестве необходимого (но, как показала многократно История, недостаточного) условия включает национальное единство.