Тридцатник, и только - [55]

— Уф, — прошелестела она, — целее будем.

Фил улыбнулся и разорвал зубами глянцевый сиреневый пакетик. Он со знанием дела натянул презерватив, а затем легко, без усилий, так что Надин даже не заметила, вошел в нее.

Несколько секунд они почти не двигались, глядя друг другу в глаза и синхронно дыша. Надин полностью отдалась физическим ощущениям, сознание с ними не могло конкурировать. Никогда прежде она столь остро не чувствовала ритмы своего тела, ритмы чужого тела. Они с Филом словно сочиняли музыку, играли утонченнейший дуэт на рояле, пели вместе в идеальной гармонии, ласкали арфу в четыре руки. Это было прекрасно…

Пожилой черный кот с седыми усами нервно потерся о голые лодыжки Фила, деликатно их обнюхал, медленно повернулся и, задрав хвост, деловито выпустил ярко-желтую струю мочи.

— Блин, — прошипел Фил и пнул кота. Тот увернулся от удара, проворно метнувшись в сторону.

Они двигались все быстрее, но по-прежнему синхронно, словно одно существо; Надин растворилась в этом гипнотизирующем ритме. Как прекрасно, как удивительно прекрасно, что они такие разные, она мягкая, а он твердый, она гладкая, а он волосатый, он сильный, а она слабая, но когда они вместе вот так, как сейчас, все наполняется глубоким смыслом, они словно ключ в замке, и почему она никогда не замечала этого раньше, почему не понимала прежде, как необыкновенно прекрасно заниматься тем, что сам Господь Бог заповедал…

Тощий косоглазый бирманский кот, сидевший на раскладушке, глянул на нее со значением, отвернулся, резко задрал заднюю лапу и принялся вылизывать анус, тщательно и увлеченно.

Надин закрыла глаза, зарылась пальцами в волосы Фила и изумилась, ощутив кожу на его скальпе, изумилась тому обстоятельству, что скальп можно видеть, но нельзя пощупать, потому что он весь в волосах, и ей стало интересно, что будет, если Фила обрить, но тогда появится щетина, и ее придется снимать воском, чтобы по-настоящему почувствовать, какова на ощупь кожа на голове. Она представила, как размазывает горячий воск по бритоголовому Филу, горячий, красный, жидкий воск, и отдирает его кусками с помощью листков белой бумаги…

Толстомордый английский кот, обнюхав кончик ее носа, подпрыгнул с душераздирающим воплем и опустился на спину Фила.

Тот взвыл.

Надин открыла глаза и тут же уперлась взглядом в вытаращенные глаза Фила.

— Ты в порядке?

Фил кивнул, продолжая двигаться.

Надин опять отдалась на волю естественного ритма, наслаждаясь тем, как тела при соприкосновении выделяют пот, белизной кожи на плечах Фила, ощущением его движений внутри нее, легких, свободных, — вперед, назад, вперед, назад, словно внутри нее работала машина совершенной конструкции, пребывающая в идеальной гидравлической гармонии. Вперед, назад, вперед, назад… как хорошо смазанный поршень. Она вообразила огромный сверкающий хромированный аппарат и двигатели, работающие бесшумно, неостановимо…

Двигатель набирал обороты, и Надин позабыла обо всем на свете. Она не замечала времени, не замечала, что у нее затекли руки, не чувствовала боли, не замечала, как быстро движется Фил. Она не увидела, как его зрачки внезапно сошлись у переносицы, и не услышала, как он зашептал: «Слава богу, слава богу, сейчас я кончу, сейчас… я кончаю».

Они повалились на пол, слившись в поцелуе, обливаясь потом, тяжело дыша. Фил обвил ногами Надин и крепко сжал ее, очень крепко. Он поцеловал ее в потную макушку и погладил по щеке. Английский кот воровато приблизился и начал обнюхивать зад Фила.

Они молча лежали на полу, у Надин закрывались глаза. Она вдруг почувствовала себя очень, очень усталой, ей захотелось спать. В гараже было жарко, как в джунглях, Надин чудилось, что она уплывает куда-то далеко-далеко, прочь от реальности. В голове плыли приятные бессвязные мысли.

— Это было необыкновенно, Надин Кайт, — прошептал Фил ей на ухо, не обращая внимания на кота, лизавшего подошвы его ног, — ты даже не знаешь, как много это для меня значило. — Он поцеловал ее веки, голова Надин покоилась на его предплечье.

Она улыбнулась и погрузилась в забытье.

— Шафран! Янтарь! Укропчик! Маленькие мои, ваша мамочка пришла! — Надин проснулась. — Мэрфи! Мак! Топаз! Где вы, ангелочки мои? — Надин резко села, прикрывая голую груди руками. — Охра! Мамуля пришла!

Фил тоже сел. Они переглянулись.

— Черт, — прошептал Фил, вдевая ноги в пугающе желтые подштанники. — Черт. Это Фрида. Прячься. — Он приподнял синтетическую скатерть, свисавшую с козел, и жестом указал Надин, где ей надлежало скрыться. Она схватила свою одежду и скользнула под козлы. Оттуда пулей вылетели два алебастрово-белых сиамский кота.

— Кто такая Фрида? — прошипела Надин.

— Ш-ш.

— Филип? — услыхала Надин женский голос примерно в метре от козел. Ей были видны женские ноги, обутые в огромные серебристые туфли на платформе, толстые икры пестрели рваными венами и блошиными укусами. У Надин тут же все зачесалась. — Филип! Что ты тут делаешь с моими малютками? — У Фриды был отменно четкий выговор, как у диктора.

— Прости, Фрида, — залепетал Фил, — я… просто… зашел проведать кошечек… узнать, все ли в порядке… Привет, малыш, привет, — произнес он дурацким тоном и сделал ручкой надменному персидскому коту. Тот бросил на Фила презрительный взгляд, фыркнул и принялся тереться о ноги хозяйки.