Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648 - [69]

Передовые укрепления Спинолы оказались слишком крепкими, и голландские войска, явившиеся для снятия осады, не смогли за них прорваться. Фредерик-Генрих надеялся, что Мансфельд приведет на выручку своих англичан, но напрасно: Яков I хотел использовать их в Северной Германии, а они сами или, вернее, то, что от них осталось после безденежной зимовки практически без насущных средств существования, решили действовать по собственному разумению и всем скопом дезертировали к испанцам. В конце концов побежденный голодом гарнизон Бреды запросил мира и 5 июня 1625 года с почетом оставил крепость, которую оборонял более шести месяцев.

Теперь династия Габсбургов могла компенсировать помощью Валленштейна ту помощь, которую их врагам может оказать Франция, а падением Бреды – захват Вальтеллины. Оставалась еще опасная северная коалиция, но и здесь у династии созрел план. Возможный альянс Швеции, Дании, Англии и Соединенных провинций оставил не у дел одну ревнивую северную державу – Ганзейский союз. В феврале 1625 года Оливарес намекнул австрийскому послу в Мадриде, а в апреле испанский посол в Вене подсказал императору план привлечь Ганзейский союз к альянсу с династией Габсбургов, предложив их флоту защиту от конкурентов и особые торговые преференции в Испанских Индиях – столько взяток ради того, чтобы превратить Любек, Штральзунд, Гамбург и Бремен в военно-морские базы на Балтийском море.

Если же города союза упрутся, предполагалось, что демонстрация имперской силы убедит их согласиться на предложение, и в июне военные полномочия Валленштейна были расширены на всю империю. Он уже сдержал слово и прибыл к границе Чехии с хорошо снаряженной армией, с которой в конце лета вошел в Германию и двинулся на север на соединение с Тилли. Недавно ему присвоили титул пфальцграфа империи, который давал ему право жаловать дворянство по своему усмотрению. Летом он самовольно присвоил себе титул герцога Фридландского (Фридлантского).

После вывода новой действующей армии и падения Бреды французы в Вальтеллине оказались в невыгодной ситуации; правительство Ришелье не имело необходимых ресурсов, чтобы оккупировать долину до бесконечности, да и в самой Франции положение оставалось нестабильным. Дворцовые интриги или восстание могли бы в любой момент выбить его из колеи, а между тем на севере огромная дуга задуманных им союзов начала трещать по швам.

Король Дании и король Швеции с одинаковым пылом рвались вторгнуться в Германию; оба они засыпали Париж и Лондон планами кампании, но каждый исходил из того, что другой будет действовать по его приказам. Франция в целом благоволила шведскому королю; английское правительство колебалось, сначала охотно ухватилось за шведский план, а потом так же неожиданно склонилось к датчанам и бестактно попросило Густава II Адольфа согласиться на альянс, по которому все полномочия получал Кристиан IV. Негодование Густава II Адольфа, с коим он встретил эту просьбу, было вполне оправданным: он не доверял Кристиану IV Датскому и опасался, что если не будет держать военные действия под полным своим контролем, то его армии и деньги пойдут на поддержку чужих интересов. Фактически он приставил нож к горлу правительств Англии и Франции: его перемирие со старым врагом, королем Польши Сигизмундом III, заканчивается через несколько недель, и он либо возьмет все рычаги управления в свои руки, либо возобновит войну с Польшей и предоставит Германии самой заниматься своими делами. Английское и французское правительства никак не отреагировали, и в июне 1625 года Густав II Адольф повернулся спиной к германской войне и снова напал на польского короля Сигизмунда III.

Из всей внушительной компании предполагавшихся союзников только один – король Дании – вышел на защиту прав протестантов в Германии летом 1625 года.

2

Кристиан IV (р. 1577, правил 1588–1648) не был ничтожным человеком. Ему не посчастливилось в том, что он правил в одно время с королем Швеции Густавом II Адольфом, так что народная молва, ослепленная блеском его соперника, отвела ему слишком незначительное место в европейской истории. К моменту его вмешательства в германские дела ему исполнилось 48 лет, и уже 37 из них он просидел на троне. Это был стройный, широкоплечий мужчина с красным лицом и светло-каштановыми волосами, уже заметно поседевшими; тяжелые физические нагрузки и пьянство сделали его только крепче и здоровее. Моногамия никогда не вписывалась в его буйную натуру, и число его внебрачных детей со временем выросло настолько, что стало проблемой для Дании и предметом шуток для Европы. Несмотря на склонность к плотским удовольствиям, он был человеком неглупым и не зарывал своих талантов в землю; он даже вел ученую переписку на латыни с таким «королем эрудитов», как Яков I Стюарт. Способный лингвист, Кристиан IV был хорошим собеседником. Он поощрял искусства и науки у себя в северной столице, в отличие от большинства предшественников, и его дворцы в Кронборге[48] и Копенгагене с их роскошным убранством, обилием позолоченных украшений и пухлыми гипсовыми ангелочками, покрашенными в розовый цвет под настоящих младенцев, отражали пылкий и кипучий характер хозяина. «Не верится, что он родился в столь холодном климате», – как-то раз заметил один итальянец.