Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648 - [139]

Бернгард отверг предложения Ришелье в 1633 году, поскольку посчитал их недостаточно выгодными. В 1635 году он оказался более уступчивым; после битвы при Нёрдлингене он распрощался со своим Франконским герцогством и понимал, что теперь уже не Оксеншерна, а Ришелье может дать ему что-то взамен. И он уже решил, что именно, – ландграфство Эльзас. Его притязания вполне соответствовали замыслам Ришелье, поскольку Эльзас, завоеванный германским полководцем, состоящим на содержании у Франции, устраивал его не меньше, чем Эльзас, завоеванный французскими войсками, притом что такая несущественная разница успокоит недоверие германских союзников. К июню 1635 года он уже распустил слухи о том, что французское правительство предназначило Эльзас в награду Бернгарду.

Вести дела с Саксен-Веймарским было нелегко, хотя обе стороны горячо стремились к взаимопониманию. Бернгард подозрительно относился к французской скрытности и с таким же удовольствием, как и шведский король, разглашал во всеуслышание тайные предложения французского правительства. Как-то вечером, когда Бернгард объезжал лагерь с несколькими подчиненными, Фекьер улучил минуту, когда тот немного отошел от спутников, и вполголоса передал ему предложение военных субсидий и последующего вознаграждения. К изумлению дипломата, Бернгард громогласно объявил, что рад готовности французского правительства оказать ему помощь и ловит его на слове, поскольку его люди, разумеется, заслуживают некоторой компенсации. Как ни был прямолинеен этот метод, он оказался на удивление ловким и эффективным; о предложении Ришелье вскоре стало известно всей армии, так что отступать уже было невозможно, а то, что Бернгард так хитроумно не забыл про интересы и заслуги своих людей, естественно, укрепило его авторитет в войсках. Для главаря наемников хорошая репутация среди солдат стоит дороже золота.

Летняя кампания закончилась еще до подписания договора. Бернгард с контингентом французских вспомогательных войск под началом кардинала де ла Валетта переправился через Рейн у Майнца, но был вынужден на зиму вновь вернуться на левый берег, поскольку Бернгард, не преувеличивая, утверждал, что его командиры грозятся дезертировать, а рядовые – поднять бунт из-за нехватки денег. Ситуация сложилась тяжелая, но полководцу хватило ума и дипломатических способностей, чтобы воспользоваться ею для того, чтобы добиться еще более выгодных условий от правительства Франции. Ришелье уже не мог позволить себе торговаться и в октябре 1635 года подписал с Бернгардом договор, который затем, после их личной встречи в Париже, был дополнен и ратифицирован: Бернгард обязуется содержать армию численностью 18 тысяч человек – 6 тысяч конницы и 12 тысяч пехоты, – на что французское правительство обещает выплачивать ему по 4 миллиона ливров в год, а также личное пособие в размере 200 тысяч, а кроме того, назначает его верховным командующим над всеми вспомогательными войсками, которые еще могут прислать французы. Мир не должен заключаться до тех пор, пока он не получит полного возмещения понесенных убытков, вдобавок в качестве вознаграждения ему полагался ежегодный пенсион в размере 150 тысяч ливров и, по секретному условию, графство Хагенау (Агно) и ландграфство Эльзас. Было не совсем ясно, будут ли владения Бернгарда полностью независимы, но, поскольку французское правительство не имело прав распоряжаться имперскими землями, помимо завоеванных, очевидным представлялось одно толкование: Бернгард должен завоевать Эльзас для Франции и владеть им от ее имени. Во всяком случае, такого мнения придерживался Ришелье, а Бернгард позднее продемонстрирует несколько иную интерпретацию. Другой секретный пункт обязывал военачальника подчиняться приказам из Парижа до конца войны. Изобретательный Ришелье принял дополнительные меры предосторожности: попытался устроить брак своего нового союзника с дочерью Рогана и обратить их обоих в католическую веру. Такой комбинацией он бы отделил Бернгарда от его непримиримого германизма и объединил его с французским дворянством; но Бернгард, похоже, не поддался на этот план и разве что раз-другой сопроводил девушку в театр, да и точка.

Отношение Бернгарда к договору – одна из тех проблем, которые не дают покоя националистам в последние сто лет. Возможно, у Бернгарда был план освободить Эльзас, как раньше Франконию, от иноземного влияния и создать в них германскую партию на основе собственного владения этими территориями. Историку остается лишь гадать, почему у него, как и у Валленштейна, карьера внезапно закончилась еще до осуществления планов. Бернгард прекрасно осознавал свою национальную принадлежность и, по крайней мере теоретически, свой долг по отношению к ней. Он был набожен, дисциплинирован, деспотичен – эти качества легко внушают их обладателю веру в собственное предназначение, которая часто встречается среди фанатичных лидеров. Весьма возможно, он и считал своей миссией освобождение и объединение Германии. Однако сохранившиеся свидетельства неубедительны, и многие из них как минимум поддаются иному толкованию. Будучи по роду занятий командиром одной из тех опасных разноязыких группировок, какой была наемная армия, Бернгард обладал по крайней мере некоторыми качествами лидера наемников. Больше похожий на Мансфельда, чем на Валленштейна, в части скромных личных средств, младший сын в семье, безземельный дворянин, он жадно стремился к личному обогащению. Франкония и Эльзас, быть может, значили для него больше, чем Хагенау (Агно) для Мансфельда, хотя этому нет никаких доказательств. Две эти черты в политике Бернгарда отнюдь не являются несовместимыми; на протяжении всей истории человечества патриот часто превращался в авантюриста, авантюрист – в патриота, и сам Бернгард, пожалуй, не был в полной мере ни тем ни другим.