Тридцатилетняя война - [9]

Из всех наследственных владений Австрийского дома самым ненадёжным и неустойчивым была Венгрия с Семиградьем. Невозможность охранять обе эти страны от столь близкой и столь могущественной Турецкой империи довела уже Фердинанда до позорного шага — до согласия посредством взноса ежегодной дани признать верховенство Турции над Семиградьем: пагубное признание своего бессилия и роковой соблазн для беспокойного дворянства, когда оно почему-либо было недовольно своим господином! В своё время венгры подчинились Австрийскому дому не безусловно. За ними оставался свободный выбор монарха, и они упорно требовали всех государственных прав, которые неразрывно связаны с такой свободой выбора. Близкое соседство турецкой монархии и возможность легко и безнаказанно менять своего господина ещё больше разжигали своеволие магнатов. Недовольные австрийским правлением, они бросались в объятия османов; неудовлетворённые османами, они возвращались под власть немецкого государя. Частые и быстрые переходы от одного властелина к другому влияли также и на их образ мыслей. Как колебалась их страна между германским и оттоманским верховенством, так колебались их помыслы между изменой и покорностью. Чем несчастнее чувствовали себя обе страны в приниженном положении провинций иноземной монархии, тем неодолимее становилось в магнатах желание быть подвластными повелителю из своей среды; таким образом, предприимчивому дворянину не стоило особого труда добиться их присяги. С полной готовностью любой турецкий паша предлагал мятежнику магнату, восставшему против Австрии, скипетр и корону; с такой же готовностью закрепляли в Австрии за другим магнатом области, отнятые им у Порты, радуясь, что таким образом сохраняется хоть тень верховенства и создаётся новый оплот против Турции. Многие из таких магнатов — Баторий, Бочкай, Ракоци, Бетлен — перебывали таким образом королями-данниками в Семиградье и в Венгрии, держась на троне благодаря одной неизменной политике — соединяться с врагом, чтобы устрашать своего господина.

Все трое владык Семиградья и Венгрии — Фердинанд, Максимилиан и Рудольф — высасывали соки из своих остальных земель, чтобы охранять эти две области от нашествий турок и от внутренних восстаний. Опустошительные войны сменялись в этих странах недолгими перемириями, которые были не намного лучше войны. Весь этот край был опустошён, и измученные жители терпели одинаково и от своих врагов и от своих защитников. Реформация проникла и в эти места, и под защитой свободы, которою пользовались земские чины, под покровом смуты она здесь заметно развивалась. Теперь неосторожно задели и её, и в сочетании с религиозным фанатизмом дух политической крамолы стал ещё опаснее. Под предводительством смелого мятежника Бочкая семиградское и венгерское дворянство подымает знамя восстания. Венгерские мятежники намерены соединиться с недовольными протестантами Австрии, Моравии и Чехии и увлечь все эти страны в страшное общее восстание. Гибель Австрийского дома стала бы тогда неотвратимой, гибель папства в этих странах — неизбежной.

Давно уже эрцгерцоги австрийские, братья императора, взирали с молчаливым недовольством на упадок своей династии. Это последнее событие окончательно определило их решение. Эрцгерцог Матвей, второй сын Максимилиана, наместник Венгрии и вероятный наследник Рудольфа, взял на себя роль спасителя гибнущего дома Габсбургов. Соблазняемый обманчивой жаждой славы, этот принц ещё в юности, вопреки интересам своего дома, внял призыву нескольких нидерландских мятежников, призвавших его в своё отечество на защиту народных вольностей против его же родича, Филиппа II. В ответ на этот призыв Матвей, ошибочно приняв голос одной из политических партий за голос всего нидерландского народа, появился в Нидерландах. Но успех так же мало соответствовал желаниям брабантцев, как и его собственным ожиданиям, и он бесславно отказался от своего неразумного замысла. Тем почётнее было его новое появление на политической арене.

После того как многократные обращения Матвея к императору остались тщетными, он созвал эрцгерцогов, своих братьев и родичей, в Пресбург держать совет, что предпринять ввиду возрастающей опасности для их дома. Братья единогласно вверили ему, как старшему, защиту их наследия, расточаемого скудоумным братом. Всю свою власть и все свои права отдали они в руки этого старшего, дав ему неограниченные полномочия распоряжаться всем по своему усмотрению во имя общего блага. Матвей тотчас вступил в переговоры с Портой и венгерскими мятежниками, и благодаря его ловкости удалось заключением мира с турками сохранить остатки Венгрии, а соглашением с мятежниками — права Австрии на потерянные земли. Но Рудольф, столь же дороживший своей верховной властью, сколь вяло её защищавший, замедляет утверждение мира, в котором видит преступное покушение на свои державные права. Он обвиняет эрцгерцога в соглашении с врагом и в предательских расчётах на венгерскую корону.

Деятельность Матвея была менее всего свободна от своекорыстных намерений, но поведение императора ускорило выполнение этих намерений. Убеждённый в преданности благодарных венгров, которым он даровал недавно мир, убеждённый своими уполномоченными в верности дворянства и опираясь в самой Австрии на значительное число приверженцев, он решается более широко огласить свои замыслы и с оружием в руках выступить против императора. Австрийские и моравские протестанты, уже готовые к восстанию и соблазняемые свободой совести, обещанной эрцгерцогом, прямо и открыто принимают его сторону, и давно задуманный союз их с мятежными венграми осуществляется. Сразу образуется страшный заговор против императора. Слишком поздно решается он исправить свою ошибку; напрасно силится он расстроить этот пагубный союз. Уже все взялись за оружие. Венгрия, Австрия и Моравия принесли присягу Матвею, который уже находится на пути в Чехию, чтобы здесь настигнуть императора в его замке и сразу перерезать жизненный нерв его могущества.