Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства - [139]
Ответная грамота царя и патриарха Русселю содержит самые несдержанные похвалы за его верную службу и старание, за приносимую им пользу. Его просят и впредь, не боясь врагов, хулы и неприятностей, продолжать радеть об интересах Русского государства. Эта грамота почти оформляет переход Русселя на русскую дипломатическую службу. Русселю выдается неслыханно щедрое вознаграждение за его заслуги: 1) ему посылают с де Вержье на 1 тыс. рублей соболей (кроме того же количества для передачи Христиану Анхальтскому); 2) в ответ на его нескромную просьбу разрешить закупать в России непосредственно у пашенных крестьян, где лучше и дешевле, семь лет по 50 тыс. четвертей хлеба, дается щедрая царская милость: разрешение в 1633 и 1634 гг. закупить у Архангельска по 20 тыс. четвертей в год, «почему рожь стала по прямой цене без прибыли, и наших пошлин с того хлеба для твоей к нам прямой службы и правды имать есмя не велели». Мало того, следуют еще извиненья: «… и в том тебе, Якову, ныне не оскорблятися», что жалованья соболями послано «скудно» и разрешено закупать хлеба меньше просимого, — это объясняется огромными расходами казны на нужды начатой войны. Русселю сообщается о ходе войны, о поручении командования боярам М. Б. Шеину и А. В. Измайлову с товарищами, о том, что в настоящее время уже очищены города Дорогобуж, Серпейск, Белая, и армия направилась к Смоленску[575].
Руссель в приведенных текстах не отошел далеко от истины, рисуя положение Густава-Адольфа. Помыслы шведского короля действительно были прикованы к приближавшейся польской войне, но он был связан немецкой войной и настойчивым нежеланием канцлера освободить его на время от этой немецкой войны. Но все же с июня 1632 г. Густав-Адольф непрерывно готовился к походу на восток. Он даже позволил разгласить, находясь в лагере под Нюрнбергом, будто к нему прибыли посольства из Татарии и Московии с предложением вторжения в Польшу и будто он демонстрировал им свою дисциплинированную и обученную 50-тысячную армию[576]. Однако это было только отражением его мечты. Гораздо важнее те подготовительные меры к этой близившейся войне, которые он принимал в действительности, оставаясь еще под Нюрнбергом. Не позже 1 июля 1632 г. (т. е. одновременно с отправлением письма в Россию) он назначил генерал-губернатором Пруссии фельдмаршала Германа Врангеля с задачей укрепить военные силы, находящиеся в Пруссии, и одновременно следить за событиями в Польше. По словам Норрмана, «есть основания полагать, что решение Густава-Адольфа послать фельдмаршала Германа Врангеля в Пруссию находится в какой-то связи со шведско-русским договором о наборе русской армии в Германии»[577]. Действительно, Силезия в это время уже не подходила в качестве плацдарма для польской войны[578], и единственным удобным плацдармом становилась Пруссия. В конце августа фельдмаршал Врангель прибыл в Эльбинг. Сюда привез ему новые устные инструкции от Густава-Адольфа посол Никодеми, направленный Густавом-Адольфом в Речь Посполитую с заданием добиваться там отсрочки выборов и разжигать внутреннюю борьбу. Содержание этих новых инструкций, данных Врангелю, неизвестно, «но правдоподобно, — полагает Д. Норрман, — что они связаны с вопросом о наборе русской армии»[579].
В сентябре Густав-Адольф окончательно решил двинуться сам в Северо-Восточную Германию — в сторону Польши. 18 сентября к нему снова прибыл для личных переговоров канцлер Оксеншерна. Это было решающее столкновение. Переговоры носили острый характер. Оксеншерне требовал, чтобы Густав-Адольф шел на Вену. Густав-Адольф 5 октября пошел с армией на север. Канцлер провожал его до 24 октября и вернулся во Франкфурт.
16 (6) ноября 1632 г. при Лютцене в Саксонии Густав-Адольф выиграл свою последнюю битву. Армия Валленштейна была разгромлена, цвет ее генералитета погиб. Но во время сражения пал и Густав-Адольф. Хотя ряд исследователей (Димер, Дройзен, Србик, Виттрок) самым подробным образом изучили эту битву и обстоятельства смерти Густава-Адольфа, поле для догадок по-прежнему открыто: погиб ли он от руки врага или от руки кого-либо из своих. Второе вероятнее. Мы имеем возможность привлечь один источник, который еще не привлекался исследователями[580] и который показывает, что смерть Густава-Адольфа, и именно при таких обстоятельствах, отнюдь не была неожиданной. В цитированной записке, поданной де Вержье кн. Черкасскому 2 ноября 1632 г., между прочим рассказывалось, что польские католики, видя упования протестантов на победы Густава-Адольфа в Германии, «на сейме умыслили» средство против этого: распространили слух о смерти Густава-Адольфа, будто бы раненного под Ингольштадтом и вскоре скончавшегося под Нюрнбергом, причем слух этот, распространенный и в Польше, и в Пруссии, так поддерживается, что опровергать его в Польше ныне опасно для жизни
