Тридцатая застава - [102]
— Дорога свободна, товарищ комиссар, но вот немного в стороне крытая машина стоит. И часовой около нее зевает. Что-то она понравилась мне, эта машина. А вдруг там генерал отдыхает! Можно познакомиться с ним? — докладывал Байде Иванов.
— Что ж, попробуем познакомиться, ведите.
Распластавшись на земле, разведчики переползли шоссе и опустились в небольшую балочку. Невдалеке, действительно, стояла машина. Часовой обошел ее вокруг, что-то напевая, и присел на буфер.
— Еще и поет, как будто в своем хаузе расположился, — не сдержался Иванов.
— Спокойно… Данька, приготовься. Попробуем угнать машину. Иванов и Нурмухаметов, снять часового, проверить кабину шофера…
Решение возникло мгновенно. Коняев недовольно крякнул, мыслями он был с Машей. Однако смолчал. А Иванов и Тагир уже подбирались к часовому…
Когда Байда подбежал к машине и рванул на себя заднюю дверцу, послышался окрик:
— Вер ист да? (Кто там?)
В следующее мгновение молодой, но уже лысоватый гауптман (капитан), откинувшись на какой-то ящик, пытался достать из кобуры пистолет, но направленный в грудь автомат Байды парализовал его действия, лишь дрожащие руки сами, без команды, поползли вверх. По примеру своего командира что-то писавший при свете маленькой лампочки обер-ефрейтор тоже поднял руки. Вскочивший вслед за Байдой Иванов обезоружил и связал немцев. Все произошло так неожиданно и быстро для хозяев машины, что они не могли опомниться и бессмысленно пялили глаза на зеленые фуражки, беззвучно шевеля губами. Наконец обер-ефрейтор судорожно глотнул воздух и заговорил по-русски:
— Я не солдат… И вы не имеете права… Я историк… Кандидат наук…
— Молчать, фриц, а то сразу станешь кандидатом в покойники… — оборвал его Иванов, пригрозив автоматом.
А Коняев уже завел мотор. Чтобы не оставлять следов, труп часового втащили в машину.
— Иванов и Хромцов! — спрыгнув на землю, тихо позвал Байда — Пленных немедленно прямо к генералу Кузнецову… Данька, трогай вдоль оврага… В случае чего — бросайте машину и тащите так…
Не зажигая фар, Коняев медленно повел машину. Шум мотора еле различался и терялся в общем шуме около станции.
— Что оно значит — «кандидат»? В генералы что ли? — спросил Тагир.
— В придачу с капитаном и полевой рацией будет, пожалуй, повыше генерала.
По тону комиссара Нурмухаметов понял, что тот шутит. А ему очень хотелось хоть раз заполучить генерала!
— А теперь пойдем, поищем генерала. Ты, я вижу, большой охотник до них, — тем же тоном продолжал Байда, осторожно продвигаясь по направлению к станции.
Плененный обер-ефрейтор действительно оказался кандидатом исторических наук. Вместе со своим начальником Макс Нейманн сочинял листовки для советских войск и местного населения. Одна из них осталась в машине, оборванная на полуслове. «Слушай, русский офицер и солдат! Ваше сопротивление бессмысленно. Франция стала на колени перед фюрером после трех выстрелов. Войска великой Германии уже окружили Москву, Ленинград, Киев. Советы пали, и ничто их не спасет. Мы несем вам освобождение и новый пор…» На этом ефрейтор закончил свою деятельность во славу великой Германии…
Маша осторожно пробиралась в село знакомыми тропками и чем дальше шла, тем тревожнее становилось на душе. Знакомые сады, хаты, с детства исхоженные стежки, такие милые, приветливые раньше, сейчас пугали таинственной неизвестностью. Трудно свыкнуться с мыслью, что по родной земле приходится ходить с опаской, прятаться, словно воровка, бояться встречи с родным отцом, братом.
Вот и к своему дому идет крадучись, прячась в тени деревьев. Дверь в сени почему-то открыта настежь. Прислушалась, шагнула в черный провал, шепотом позвала свекровь:
— Мама… Мамочка…
В ответ — гнетущая тишина. Осторожно ступая, прошла в комнату и споткнулась о какие-то обломки. Наощупь добралась до кровати рядом с печкой, где обычно спала свекровь, — пусто. Заспешила прочь отсюда. Садами пробралась во двор соседки. Дверь заперта снаружи. Повернула за угол и столкнулась с хозяйкой. Та, должно быть, заметила и узнала Машу.
— Тикай, серденько, тикай скорише… Тут все перерыли, искали тебя и Даньку. И ваш Ростислав с ними… Вот выродок! Кто бы подумал?
В дрожащем голосе соседки все смешалось: сердечное участие, боль и страх, растерянность к тревога.
— А мама… Где мама?
— Не бойся, ее спрягали, не найдут…
— Что с арестованными?
— Говорят, на элеваторе в подвал бросили…
— Немцев много в селе?
— Как бешеных собак! И в школе, и в конторе, и в больнице… Что же это будет? Раненых, как звери, на улицах добивают…
Теперь можно и к своим возвращаться, но как оставить раненого в сушилке? Ведь обещала вернуться и укрыть в безопасном месте. А где его найти, это безопасное место? Просить соседку? Она и так перепугана. И раненый далеко, на другой улице.
Шла задворками от хаты к хате, прислушиваясь к уличным шумам.
— Стой! Стой!.. — услышала за спиной и уже не сомневалась, что кричал Ростислав.
Вслед за этим застрочил автомат, взвизгнули над годовой пули. Бежала через огороды, путаясь в картофельной ботве, сбивая встречающиеся на межах подсолнухи. Вот знакомый вишенник. Упала на траву, прислушалась — только сердце колотится в груди, словно подталкивает: бежать! бежать! А бежать не было сил. Сгоряча не придала значения тому, как что-то ударило в левую руку выше локтя. Думала, на шляпку подсолнуха натолкнулась. И только теперь почувствовала ноющую боль во всей руке. Ощупала — кровь. Попробовала поднять — очень тяжело, будто гиря привязана к кисти. «Значит, кость не затронута», — успокоила себя, сорвала с головы косынку и кое-как перевязала рану.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.