Тридцатая застава - [100]
Еще не скрылись последние самолеты, как немцы открыли огонь из всех видов оружия. Подразделения, державшиеся на правом берегу, вынуждены были отойти за пруды. О контратаке на станцию нечего было и думать. Истребительный батальон Евгения Байды оставил почти полностью разрушенный Дурынкин хутор и отошел по лощине в обход первого пруда, вынося раненых и убитых.
— Вот она какая, война, — проговорил Коняев, увидев дымящиеся развалины там, где еще вчера вечером стояли чистенькие, приветливые домики в палисадниках.
Евгений Байда мрачно посматривал на двухэтажные корпуса больницы, школы, райисполкома, райкома партии с зияющими провалами в крышах. «В один час труды многих лет… Ах, сволочи!»
А немцы продолжали рваться на запорожскую дорогу. На пути им стали не обозначенные на карте водные преграды — пруды «Садовода». Вторая атака на плотину первого пруда захлебнулась. Преследуя немцев, тридцатая застава прорвалась к Дурынкину хутору. Тогда фашисты, обходя пруды справа, бросили во фланг истребительного батальона танки. Уцелевшие после бомбового удара орудия и противотанковые ружья своим огнем заставили их повернуть обратно, и Селиверстов без потерь вывел заставу на главное шоссе.
И снова загудел воздух, задрожала земля. Во второй половине дня фашисты ворвались в «Садовод», но продвинуться дальше не смогли, выдохлись.
Армейские и пограничные части уже готовили заслоны, чтобы под их прикрытием с наступлением темноты оторваться от противника и занять оборону на следующем рубеже. К вечеру возвратились уезжавшие в Запорожье Батаев и Кузнецов.
— Эвакуацию заводов заканчивают. Нам во что бы то ни стало надо продержаться еще два-три дня… — говорил Батаев на коротком совещании при штабе армии. — Фашисты концентрируют силы для удара утром. И если мы их не упредим, нам здесь не удержаться…
С тревогой и нетерпением ждали бойцы истребительного батальона контратаки. Почти у каждого из них кто-то из семьи остался там, в селе. Старики, дети, женщины, прятавшиеся во время боя в погребах, подвалах, не успели уйти. Осталась в своем доме и жена Евгения Байды.
— И как ты мог это допустить? — отчитывал Антон старшего брата. — Жена председателя райисполкома, командира истребительного батальона! Да если Барышники сбежали к немцам, ты знаешь, что ее ожидает?
— Отстань, Антоша, без тебя тошно. Да и она не ребенок, сообразит что-нибудь…
Друг босоногого Антонова детства великан Данила Коняев, управлявший трактором, словно игрушкой, сейчас ходил ссутулившийся, беспомощный, опустив почти до колен свои огромные руки, и каждого встречного спрашивал:
— Не встречали Маши?
Машу многие видели во время боя, когда она помогала маленькой, юркой санитарке Ванде выносить раненых, но здесь никто не встречал.
Данила уже и в санчасть бегал, спрашивал маленькую санитарку.
— Это вы ее муж? — удивилась Ванда, видимо, впервые встретив такого великана. — Она же побежала вас разыскивать, когда мы уходили. И как это она вас, такого, не заметила?
Коняев не менее Ванды был удивлен: как эта маленькая девочка управляется с ранеными? Кажется, усадил бы ее на одной ладони…
Маша действительно хотела разыскать мужа, чтобы посоветоваться, как быть с его старухой-матерью. Но по пути заметила раненого красноармейца: тот полз от разрушенного домика в глубину сада. От тянувшихся по земле ног оставались темные пятна. Взяла его под мышки и потянула к большим деревьям, ища укрытия. У забора заметила сушилку для фруктов.
— Потерпи трошки, серденько, сейчас перевяжу…
Пока по ступенькам опустила раненого в яму, потом перевязывала, в село вошли немцы. Теперь до ночи и сама не сможет выйти.
— Не бойся, товарищ, нас тут никто не увидит, а скоро и свои вернутся, — успокаивала красноармейца.
Когда начало темнеть, Маша выглянула из-за развалин на улицу и ужаснулась: тыча автоматами в спины, немцы гнали к школе колхозников, работников учреждений, все больше старых, пожилых людей. Среди них узнала коммунистов Семена Останько, Андрея Коромоху, Ивана Трегуба и жену Байды тетю Аню. И самое страшное — вместе с немцами шел брат Ростислав.
«Ах, проклятый! Как же теперь людям в глаза смотреть?» чуть не вскрикнула Маша. Не думая об опасности, поспешила через огороды к дому отца. Если он вернулся домой, то должен образумить сына, не допустить такого позора…
Осторожно подкралась к окну со стороны сада, заглянула внутрь горницы и отшатнулась: отец стоял посреди комнаты и, низко кланяясь, что-то говорил немецким офицерам, указывая рукой на накрытый стол.
Сразу все заволоклось туманом в ее сознании, лишь одна мысль гнала от родительского дома: скорее к своим, надо спасать от гибели ни в чем не повинных людей.
Поздним вечером Маше удалось выбраться из села. Разыскала свой истребительный батальон, и только тогда прорвалась все, что скопилось на сердце.
— Ой, дядя Женя! Что они делают, изверги…
Глотая слезы, рассказала обо всем виденном. Коммунистов Останько, Коромоху и Трегуба с другими в душегубке потравили на площади около школы. Остальных арестованных погнали к станции. Трупов не разрешили убирать, сложили под забором и повесили плакат: «Так будет со всеми коммунистами».
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.