Тридцать три урода - [5]
Впрочем, он мне не неприятен, именно из-за детских глаз.
Я сегодня ужасно веселая. Учу новую роль, довольно длинную. Может быть, все-таки есть талант.
Странно, что Вера не любит наставлять меня в ролях. Она совсем не верит и на днях сказала:
– Цари не нуждаются в масках. Маска – это отдых от себя, выход из себя.
Но мне было бы радостнее иначе. Я же очень люблю театр. Отчего-то меня волнует знакомство с художниками! Но Вера смешно отстраняет меня от них.
Вера стала странною с тех пор, как только плакала и кричала:
– Я должна тебя дать людям!
Подолгу смотрит на меня своими страшными, совершенно неумолимыми глазами, и молча. Часто задает вопросы странные, на которые так трудно отвечать. Я думаю, оттого трудно, что если ответить просто, то покажется глупым.
Часто она, не дождавшись чего-то непонятного от меня, убегает спотыкливо и жалко в свою комнату и там страшным голосом выговаривает самые страшные свои роли. Это неприятно так близко.
И по ночам мне стало одиноко: Вера не спит больше на моей постели. Думаю, потому, что часто плачет по ночам.
Как прекрасно трагичное под маской, но когда оно так голо предо мною и… когда вовлекает меня насильно… я не знаю, хорошо ли мне. И сама как-то теряю себя.
Впрочем, я сама слезливая и плачу часто и легко.
В моей комнате во все окно стоит камелия. Целое дерево-камелия в деревянной кадке.
Я страстно люблю камелии. Листья темные-темные, блестящие, жесткие. Цветы ясные, спелые, открытые и с телом. Только не пахнут. Именно это мне нравится.
В сущности, я камелии люблю, а не розы. Это Вера свои розы мне приписала. Не ей ли и мой сад роз вылился?
Или просто те восковые кусты мои – были камелии?
Сегодня приходил Сабуров без Веры. Просил у меня камелию. Я дала. Когда Вера вернулась и я ей сказала, она вдруг побледнела, лицо перекосилось, и она била меня. Это уродливо. Она била по щекам ладонями и по голове, была сильная, пышущая, с набухшей жилкой через лоб и бешеным ртом набок Мне стало противно и жалко ее.
Потом она сидела полночи на полу в странной позе и смешная в прозрачной рубашке: обхватив колени руками и пригнув голову, вся в комке, и вдруг непонятно сказала:
– Все равно, я обещалась… Ты будешь и их.
Я плакала.
Она не просила прощения.
Разве она не боится, что я уйду? Дико! Мне иногда кажется: она вызывает разлуку.
Так разве я уйду?
Пусть она бьет.
Я же ее люблю.
Часто вспоминаю прошлое. Впрочем, без тоски. Каждая минута хороша, даже неприятная. Когда пройдет, конечно.
С ними мне не было худо. Я же и не умею скучать. Они меня любили и баловали. Бабушка заботилась, чтобы учителя меня образовывали для бальной невесты. Окружавшие были довольно красивые, то есть – не были, а казались. Я это знала и именно любила, что казались, и совершенно серьезно принимала это.
И все-таки они не умели казаться и половиною того, что Вера есть.
Конечно, Вера прекрасна, и не нужно привыкать.
Мне кажется, она боится больше всего двух вещей: привычки и измены. Глядит часто с этим страхом в глазах: не привыкла ли я, или не изменяю ли?
Но к ней не привыкну. К тому есть причина: Вера имеет славу, но ведь и Вера умрет. Все, и высшее, не прочно.
Швыряется, швыряется своим сильным, большим, спотыкливым телом между страхов и восторгов, и сорвется же струна.
Я часто об этом думаю, то есть себе это представляю так вот: Веру мертвой, совсем неподвижной, на столе, в гробу… и я тоже уже, конечно, не могу жить. Но мне потому-то и нравится, едко нравится так себе представлять, кого люблю (я раньше бабушку, потом жениха так представляла, даже животных любимых: нашу Искру – кошку с огненными брызгами по черно-серой шерстке).
Как приятно, что у Веры в комнате такие большие зеркала. Вера красива, хотя ее тело немного поносилось: линия живота и груди немного мягки… Но мне нравится. Едко.
Мы вместе… но безумна Вера… Она безумеет, глядя в глубокие зеркала на нас вместе, и кричала утром:
– Пусть все остановится. Остановится, понимаешь? Ни шагу назад, ни шагу вперед. Я кричу жизни: стой здесь!
Она смешна и великолепна.
Я ребенок полумальчик, полудевочка в начинающихся округлениях и забытых еще детством, вытянутых, худощавых линиях ног и рук Вера не устает это повторять.
Вера смешна и великолепна.
Наконец я узнала, отчего она тогда, уже два месяца назад, так плакала и кричала: «Я должна тебя дать людям». В душе она решила уже тогда…
Приходили вчера те трое. Вера уже раньше пригласила их в театральную уборную. Впрочем, один из них – тот, преподносивший ей Лижущую Пантеру и которому тогда она отказала во всем.
Вчера они сказали, что являются представителями общества «Тридцати трех» художников.
Я в уборной близко не могла познакомиться. Всегда второпях и никогда не приходилось поговорить без улыбок
И потянуло меня к ним магнитом; но Вера отогнала меня взглядом.
Верно, я слабая и послушная. Или это не слабость? Ее взгляд может послать меня в муку и в радость одинаково.
Мне нравится послушание. Оно же мне ничего не стоит. В особенности к Вере.
Да, конечно, это страшная жертва для нее. Но она любит жертвы. Ищет. Ее маска требует от нее жертвы. Так она мне сказала.
Как у новоиспечённого командующего сектором «A», у Кроу много работы. Молодой и пока без особого опыта лидер, он должен утвердить свое звание альфы. Стремясь занять его место, Страйк бросает ему вызов. И всё равно Кроу полон решимости укрепить свои позиции, ведь только в качестве альфы он может, наконец, получить то, что было для него так долго недостижимо — Лэсли… бывшего руководителя лаборатории «Древа Жизни» программы «ИНБРИД». Но Лэсли — крепкий орешек. Кроу на три года моложе неё, и для Лэсли он всё ещё молодой Боец, которого она ввела в программу «ИНБРИД», а не мужчина, которого она желала бы видеть в своей постели.
Аннотация Не желая и дальше находиться под властью людей, Инопланетные Виды сами хотят управлять своими колониями. Когда Хантер соглашается помочь президенту в одном деликатном деле, взамен он рассчитывает получить поддержку в стремлениях его народа. Хантеру необходимо найти похищенную дочь президента и вернуть ее в целости и сохранности отцу. Как Вид третьего поколения, Хантер обладает очень развитыми органами чувств. Разыскать Перл оказалось несложно, тяжелее было усмирить внезапно вспыхнувшее желание к красивой дочери президента.
Хотите я расскажу вам сказку? Как страшная великанша встретила не менее страшного некроманта. Обычно такие встречи заканчиваются смертью, но не в этот раз. Наша смелая героиня решила, что некромант ей подходит, ну, а некромант… Ему ничего не остается, как смириться. Если, конечно, жить хочет.
Во тьме старинных склепов, под землей, где жизнь угасает и превращается в прах, обитает ужасный Черный Король, несущий с собой смерть. Встреча с ним опасна для каждого человека.Но не для юной Анны Учинни, которая сама позвала чудовище, не задумываясь о последствиях. Теперь ее страхи не иссякнут, а кровь будет застывать в венах при появлении потустороннего монстра, чье присутствие грозит убить всех близких и любимых.Наследница богатого семейства растет и превращается в прекрасную девушку, но вместе с тем крепнут и ее страхи, взрощенные присутствием немыслимого и опасного существа рядом…Готическая история о красавице и чудовище, приправленная эротикой и смертью, в антураже XIX столетия.18+.
Себастиан Смайт работает в издательстве, где ему поручают перевод старого французского романа. Неожиданным образом действие романа начинает перекликаться с событиями, которые происходят вокруг самого Себастиана и его знакомых, повергая в ужас окружающих и самого Смайта. Одновременно с этим, в жизнь Себастиана врывается начинающий актер Хантер Кларингтон.