Тридцать три удовольствия - [18]

К нам подошел погонщик с верблюдом и приказал животному опуститься на передние коленки. Верблюд выполнил приказание с неохотой. За право посидеть на верблюде египтянин требовал один доллар или три фунта. Кроме Ардалиона Ивановича, желающих не оказалось, а после того, как фотоаппарат увековечил его грузноватую фигуру верхом на корабле пустыни, начался цирковой номер. Погонщик, уже получивший свои деньги, никак не мог заставить верблюда снова стать на коленки, чтобы наездник мог спуститься на землю. Повозмущавшись верблюдом, он потребовал с Ардалиона Ивановича еще один доллар, но и получив его, не мог добиться от верблюда исполнения приказа. Стало ясно, что это будет продолжаться до тех пор, пока погонщик не выудит из кошелька своего клиента количества денег достаточного, чтобы привести того в бешенство.

Но третьего доллара мелкий мошенник не получил, потому что имел дело с Ардалионом Теткой — одним из выдающихся людей второй половины двадцатого столетия. Наш главнокомандующий с самым невозмутимым видом набрал воздуха в легкие и огласил окрестности пирамиды Микеринаса коротким горловым звуком, который невозможно передать на бумаге. Верблюд в священном ужасе вздрогнул и стал садиться на землю.

Египтянин с восторгом и удивлением взирал, как не поддавшийся его трюку турист слез с верблюда и каким-то другим нечеловеческим звуком заставил животное вновь подняться на ноги.

— Welcome to Egypt[21], — похлопал Ардалион Иванович погонщика по плечу, и тот, как болван, повторил ласково:

— Велькам ту Иджипт.

Наблюдавшие за подвигом Ардалиона Ивановича писатели разразились аплодисментами.

— Откуда ты умеешь обращаться с этими одногорбыми? — спросил Николка.

— От верблюда, — скаламбурил Тетка. — Учитесь, сынки. Надо уметь каждому животному дать сигнал.

— А все-таки? — спросил Игорь.

— Не забывайте, что моя прабабка была таджичка.

— Пойдемте теперь у Сфинкса сфотографируемся, — предложил Бабенко.

Когда мы подошли к Сфинксу, зной раскалился до умопомрачения. Николка истекал потом, Ардалион Иванович был красен, как медный бык, врач Мухин интересовался нашим самочувствием. У меня кружилась голова, и когда я смотрел в изуродованное лицо каменного изваяния, мне до абсурдности мерещилось, что в нем есть какое-то предвечное сходство с лицом Бастшери, но не той Бастшери, которая Закийя, а той, имя которой было тайной.

И я вздрогнул, когда Ардалион положил мне руку на плечо и сказал:

— Думаешь о вчерашней танцовщице?

— С чего ты взял? — взволнованно спросил я.

— Интуиция. Я видел, она на тебя положила глаз. Будь осторожен. Если что почувствуешь, сообщай сразу.

— Я чувствую, — неожиданно для самого себя признался я.

— Что же, если не секрет?

— Тягу.

— Значит, действует.

— Скажу больше, — решил я признаваться по полной, — меня трясет при мысли о ней. Я хочу ее. Мне даже в морде Сфинкса мерещится ее присутствие.

— Вот-вот. Я так и знал. Я видел, что между вами вчера прошла искра. Ты готов к тому, что тебе предстоит служить приманкой?

— Как тебе сказать… Для дела я на все готов. Но мне страшно. Я никогда в жизни еще не испытывал ничего подобного.

— Не жалеешь, что я втянул тебя в эту авантюру?

— Нет, не жалею. Когда мы отправимся на борт «Дядюшки Сунсуна»?

— Когда нас привезут в гостиницу. Возьми себя в руки, на тебе лица нет. Ну и видок же у тебя был, когда мы фотографировались!

— Я не спал всю ночь, как самый последний Ромео, — угрюмо признался я.

— Обещаю тебе, что все мы вернемся домой целыми и невредимыми, — твердо заверил меня Ардалион, крепко сжимая мне плечо.

Нас отвезли к пирамиде Джосера, первой пирамиде Египта, стоящей в отдалении от остальных. Подле этой ступенчатой гробницы зной окончательно сморил нас, и все жались в скудные заливы тени, где валялись спящие собаки, белесые и изъязвленные какой-то местной собачьей заразой. От жары и соседства шелудивых собак пирамида Джосера была не мила, хотелось поскорее залезть в автобус и нажать кнопку кондиционера.

В пять часов мы вернулись в «Индиану». До ужина было два с половиной часа, и мы втроем, оставив в номере Николку, у которого разболелась голова, отправились искать злосчастный теплоход-ресторан. Я шел, как на казнь. Два чувства боролись во мне — страстное желание еще раз увидеть Закийю и рьяно заявившее о себе чувство самосохранения.

— Взбодрись, — посоветовал мне Ардалион Иванович. — Из всего нужно извлекать максимум удовольствия. Жизнь и смерть — на редкость приятные вещи.

При виде «Дядюшки Сунсуна» все во мне загорелось с утроенной силой. Казалось, что стоит нам взойти на борт теплохода, как вчерашний пир сам собою воскреснет, я снова буду танцевать с Закийей, и теперь уже это не кончится так просто. Но никакая Закийя не вышла нам навстречу. Спросив, где можно видеть хозяина, господина Хасана, мы отправились в указанную нам каюту. Господин Хасан, увидев Ардалиона Ивановича, радостно встал с кресла и подошел пожать нам руки. Тетка спросил, все ли в порядке и можно ли сегодня прийти поужинать и вновь посмотреть, как танцует мисс Закийя.

Улыбка вдруг исчезла с лица господина Хасана, он несколько минут молчал, то ли не решаясь сообщить что-то, то ли не находя сразу нужных слов, затем медленно и с расстановкой произнес: