Тридцать лет под землей - [47]

Нельзя сказать, чтобы в этот момент в маленьком отряде царил дух легкой беззаботности. Нельзя также умолчать и о том, что были слышны жалобы и даже звуки, больше похожие на жалобное мычание потерявшего свою мать теленка, чем на грозное рычание молодой пантеры! Но нужно также признать, что для детей двенадцати-тринадцати лет положение было не из легких. Многие были за то, чтобы выйти всем вместе из грота и бежать через лес, но начальник звена, храбрец и человек долга, взял остальных в руки и, припугнув наказанием и позором, добился повиновения. Решено было остаться в пещере. А кроме того, пожалуй, было бы еще опасней выйти из пещеры ночью и попасть волку в зубы, чем ждать событий, сосредоточившихся в глубине грота.

Не будем подробно рассказывать о ночи, проведенной под землей в тревожном ожидании, и можно побиться о заклад, что в ту ночь ребята хотели бы быть где-нибудь в другом месте! После бессонной ночи «Пантеры» с тысячей предосторожностей и с опасением вышли из своего логовища, рискнули войти в лес и с первыми лучами солнца бегом бросились к сборному пункту, куда должны были в этот третий день полевой кампании сойтись все остальные части отряда.

На поляне, где вокруг огня сидели руководители и инструктора, скаутов ждал последний и ошеломляющий сюрприз: среди членов штаба, присев на корточки, цыган в кепке и человек в кожаной куртке потягивали честно заработанное вино и добродушно смотрели на подходивших ночных «врагов»!

Бедные «Ласточки», бедные невинные малыши «Пантеры», чем заплатили вы за то, чтобы узнать, что такое «Большая скаутская игра», и стремглав влетели в сети, умело и коварно расставленные для вас вашими большими начальниками в сообщничестве с дорожными рабочими в роли бандитов и вашего собственного начальника звена, выполнившего с наслаждением свою роль!

* * *

Как уже сказано выше, мы посещали грот Тибиран не меньше чем раз в год, чтобы проверить контингент летучих мышей, живущих в нем зимой; они тогда крепко спят, и их легко ловить.

Второго января 1951 г. я пришел туда с дочерьми Раймондой, той самой девочкой, которая родилась в 1938 г. в день охоты на филина, и Мари, получившей описанное выше пещерное крещение в возрасте четырех лет, сейчас ей было десять, а Раймонде двенадцать лет.

На этот раз колония рукокрылых была очень малочисленной и состояла всего из 24 индивидуумов. Перепись их оказалась интересной, так как выяснилось, что три летучие мыши носили колечки, надетые в этом самом гроте в 1937 г. Долговечность этих маленьких животных, о которой до моих опытов кольцевания ничего не было известно, нужно вынести за пределы тринадцати лет. А так как осмотр животных не показал никаких следов дряхлости, и особенно их зубы были очень острыми, то отсюда можно предположить, что срок жизни летучей мыши легко может достигать двадцати лет.

Никогда не упуская случая показать детям, насколько безопасны летучие мыши, я приступил к довольно оригинальной фотосъемке. Прислонив Мари к стене, я окружил ее летучими мышами: пять посадил на голову, прямо на волосы, штук пятнадцать прицепил к плечам и к груди! Пока девочка так позировала, смеясь и ежась, когда мыши слегка царапали ее лоб коготками, я установил свой кодак на треноге и подготовил вспышку магния; поджечь его входило в обязанности Раймонды. По моему приказу она подожгла фитиль; сверкнул свет, но сильный взрыв опрокинул ацетиленовую лампу, стоявшую неподалеку на наклонном полу. Лампа покатилась, но так неудачно, что закатилась в трещину, и слышно было, как она протарахтела на глубину по крайней мере метров 10–12. Неприятный инцидент! Пришлось зажечь электрический фонарь, к счастью бывший в полной исправности. Не скрою, что меня очень раздосадовал этот совершенно непредвиденный эпизод, а вместе с тем ряд случившихся в тот день совпадений и стечений обстоятельств привел к неожиданному и интересному открытию.

Никогда поговорка «нет худа без добра» не находила себе лучшего подтверждения, чем в данном случае; здесь «худо» выразилось во взрыве магния, опрокинувшем фонарь.

Но не будем забегать вперед. С помощью веревки, закрепленной за острый каменный выступ, я спустился в трещину и на глубине в десяток метров нашел слегка помятую, упавшую набок лампу. Вода из нее вытекла, но работать она еще могла; поэтому прежде всего нужно было позаботиться вновь наполнить ее водой. Я поднялся обратно к девочкам; склонившись над трещиной, они помогли спасти лампу, и при свете электрического фонаря мы все вместе направились в глубь пещеры, где я раньше заметил лужицу воды. С трудом пролезли под очень низким потолком и вышли в нечто вроде маленькой комнатки, где был небольшой бассейнчик, наполненный водой. Шлепая по воде, мы присели на корточки, и скоро лампа, булькая, наполнилась; через мгновенье она была зажжена и осветила укромный уголок, созданный природой в самом удаленном, самом тайном конце пещеры.

Пет сомнения, что человеку, страдающему клострофобией[70], это место показалось бы страшным и безобразным. Для нас же, наоборот, оно было полно особого очарования; его таинственность и уединенность представляли для нас своего рода