Тридцать дней и ночей Диего Пиреса на мосту Святого Ангела - [9]

Люди в клетке и клетка зажжена: как скот, погибающий в пожаре. А сердце мое хочет вознестись к Тебе, ибо страшится мук человеческих и хочет уйти от них. Но не возвращен я к мирным скалам Иудейским, пока мука нестерпимая не окончилась совершенно на земле.

И сижу я посреди плачущих и шатающихся, рвущих волосы и онемевших, бегущих и падающих.

О, чаша гнева никого не миновала; а сердце мое приняло всю муку человеческую и голова моя опустилась низко…

У младенца, что его мать бросила у ног моих, почернели ноги и язык стал зеленым и зрачки мутными. Город опустел и не стало слышно голоса говорящего, ни шагов идущего.

И стало еще темней. И я ощутил, как устои моста подо мной боролись с напором больших вод. Черные волны вздымались и катились, как медные шары. Ветер кружился по небу, беспокойно обрывая тучи. Вода выступает из берегов, заливает темные, ночные дома; потоки шныряют всюду, вливаются в двери и окна. Воды множатся и растут и разливаются потемневшим океаном — город уже скрыт под тяжелой поверхностью тысяч и тысяч вод.

И растет и растет и растет темный океан и покрывает собой все и над ним такое же темное небо. И бездонны воды океана и холодны прохладою небытия.

Мои закрытые ресницы озарились красным светом. Сияет великолепный чертог неба. Звучит чудная музыка удивительной флейты. По небу спускаются стада белых овец. Золотые облака позади них в веселом хороводе пенятся кружевом. Белые голуби чуть ли не крылами касаются моего лица. И я в истоме покоюсь в чистом пространстве и серебряная улыбка лежит на безмятежности светлого хаоса.

И когда я открыл глаза, я увидел первые лучи солнца. Оно выплывало из-за края земли и его лучи нежно ласкали меня. Изнуренный бдением, я спал день и ночь от утра двадцать девятого дня до утра тридцатого дня. Сон подкрепил меня, и я чувствовал, как по моим жилам течет теплая кровь.

Иди и пророчествуй!

И не буду измышлять сроков. Но и не в моих силах закрыть уста мои. Дня, о котором пророчество, не знаю. Солнце подымалось в великолепии. Надо мною Твоя Благодать, передо мною Страна, за мною Народ. Одна дорога у меня. Ею я взойду. Иду я навстречу Тебе, Господь, Бог мой!

И я поднялся с места моего.

Послесловие

Диего Пирес (1500–1532), рыцарь и марран, прекрасный юноша, любимец португальской королевы, под впечатлением прибытия ко двору фантаста Давида Реубени, выдававшего себя за посланца неведомого царства десяти колен (недавние великие открытия новых стран света сделали в глазах многих все возможным) — вернулся в иудейство, совершил обрезание, принял имя Соломона Молхо, скрылся в каббалистических школах Адрианополя, блуждал в пустынной Палестине, познал, что мессианское царство наступит лишь после падения Рима, 30 дней и ночей томился среди слепых и нищих на мосту Святого Ангела в Риме — такова народная легенда о будущем Мессии, — в состоянии экстаза имел видения и, встав после тридцати дней, напечатал в Венеции свои предсказания о наводнении Рима, о землетрясении в Португалии, о появлении кометы — что все, пишет историк Грец, и сбылось; исполнение его предсказаний приблизило его к Клименту VII, униженному солдатами Карла V, полонившими Рим, и искавшему утешения. Благодаря влиянию Диего Пиреса, домогания португальского короля, просившего папской буллы на введение инквизиции, потерпели неудачу.

Диего Пирес был преследуем инквизицией в Италии и, когда нашлись улики, был приговорен к казни, но был спрятан Климентом VII в своих покоях, а перед огромной толпой сожжен был некто другой. Он вновь встретился в Венеции с изгнанным из Португалии Реубени и оба с маккавейским знаменем отправились в Регенсбург к Карлу V. Их беседа с Карлом осталась тайной. Карл привез Диего Пиреса в Мантую и там сжег его во время придворных празднеств.

Гонец Карла примчался к месту казни с предложением помилования, но Диего Пирес на костре отказался вернуться в христианство и рот был ему заткнут, чтобы он не мог обратиться к толпе со своей вдохновенной речью. А после его смерти преданные друзья передавали, что встречали его призрак на том же мосту и в других местах.

Реубени был заточен в Испании и умер после долгих лет заключения.

* * *

Задумана была эта поэма на пепелище еврейских селений Украины в слякотную осень тысяча девятьсот девятнадцатую. Написана она была вьюжной зимой годом позже у подножья ледяного Казбека, замыкавшего дорогу к пустынным скалам родины.

Следуя совету Горация, рукопись покоилась, покуда листы ее слегка не пожелтели.

Об авторе

Иммануил Великовский (1895–1979), врач, психоаналитик и, пожалуй, наиболее известный «катастрофист» XX в., родился в Витебске в семье богатого и религиозного еврейского коммерсанта Ш. Великовского (1859–1937), впоследствии сионистского деятеля и одного из пионеров возрождения иврита.

Окончив с золотой медалью московскую гимназию, Великовский путешествовал по Европе, побывал в Палестине и изучал медицину в Монпелье и Эдинбурге. Вернувшись в начале Первой мировой войны в Россию, стал студентом медицинского факультета Московского университета; параллельно изучал юриспруденцию и древнюю историю.