Тридцать дней - [4]

Почему я не устояла? Пресыщенная ласками Господина, я ощутила голод с тем, кто должен был насытить меня своими мучениями. Кровь в вине? Она стала той нитью, что протянулась от воина ко мне? В это мгновение поняла, что про забаву с вином я Хозяину не расскажу. Лишнее.

— Тебе жаль его?

Голос Господина прозвучал неожиданно, я едва сдержала испуганный вскрик. Открыв глаза, обнаружила его рядом с купелью. Хозяин смотрел на меня сверху вниз, и его чувства вновь были скрыты от меня.

— Тебе жаль, если пленник умрет?

— Это была моя забава, — ответила я.

— Тебе жаль его? — в третий раз спросил Господин, и я поняла, что именно он имеет в виду.

— Мне жаль лишится своей игрушки. Пленник неплохо питал меня, — честно ответила я. — Буду ли я сожалеть о нем? Нет, не буду.

Господин кивнул, принимая ответ. Наши взгляды так и остались переплетены в тугой жгут. Кажется, он что-то искал в моих глазах, и мне отчаянно захотелось, чтобы он отвернулся. Первой отвести глаза я не могла. Не сейчас, иначе он поймет, что мне есть, что скрыть от него. Облизав губы, я накрыла ладонью его член через ткань штанов, с удивлением обнаружив, что он возбужден. Аромат возбуждения Господин тоже скрыл от меня… Почему? Раздумывать не стала. Я встала на колени, стянула его штаны до середины бедер и завладела затвердевшей плотью. Не отстранился, позволил прикоснуться к себе, это дало надежду на то, что наказание будет не слишком суровым.

Ладонь Господина накрыла мой затылок, пальцы сжались в кулак, собрав волосы.

— Открой рот, — приказал он. — Смотри мне в глаза.

Я вновь встретилась со взглядом Хозяина, послушно открыв рот. Он толкнулся бедрами вперед, ткнулся членом в горло. Задохнулась, попыталась не давиться и не закрыть глаз, но вышло плохо. Господин еще сильней сжал мои волосы в кулак, и толкнулся повторно, снова и снова, не отводя немигающего взгляда от моего лица, по которому катились слезы от спазмов. Глаза его разгорались, превращаясь в обжигающие угли. Кажется, он не получал удовольствия от происходящего. Я поняла это, почувствовав ярость вместо вожделения. Наконец, оттолкнул меня в сторону и отрывисто велел:

— Развернись. Поднимись в полный рост. Убери со спины волосы.

Он приказывал, я подчинялась. Его голос был равнодушным, взгляд смотрел сквозь меня, когда я на мгновение обернулась. Не лицо — маска, словно за моей спиной стояло одно из порождений Хаоса. Впрочем, наверное, так и было.

— Отвернись.

Я отвернулась…

— Боишься, — произнес он, скользнув ладонью по моей спине.

Вздрогнула от леденящего холода, забравшегося под кожу. Тонкий иглы вонзились в поры, вспороли сосуды, вены и артерии, проникли в глубины моего существа. Я опустила взгляд. По животу расползался морозный узор, оплетал бедра, змеился по ногам, и вскоре горячая вода стала холодной, подернувшись корочкой льда. В тщетной попытке согреться воззвала к огню, но он не откликнулся, не смог пробиться сквозь холод, затопивший мое тело. Тот, кто дарил пламя, теперь сковал его безжалостным льдом. Исчезли запахи чужих эмоций, пропал вкус чувств на языке. Тьма разлетелась рваными клоками, оставив меня пустой и… смертной. Ослепляющая боль взорвала разум. Я закричала, полоснула пальцами по воздуху, словно он мог дать мне опору, и полетела в воду, разбив своим телом стылый лед.

Руки Господина подхватили меня, не дав захлебнуться. Он вытащил меня из купели и вынес из умывальни, так ничего больше не сказав. Меня трясло от холода, боль затухала, словно подернувшиеся пеплом угли. Сознание плыло, и то, что я уже лежу на кровати Хозяина, я поняла, когда он навис сверху уже полностью обнаженный. По его коже змеились огненные узоры. Они поднимались от узких бедер, переплетались на животе в причудливые линии, повторяя дорожки вен, ползли по груди, по широким плечам, по шее и, наконец, пламя охватило его целиком. Живой факел смотрел на меня черными провалами глаз.

Его жар согрел меня, но огонь в крови не проснулся. Внутри по-прежнему царил лед, и это вновь принесло боль. Холод внутри, жар снаружи. Я изогнулась, широко раскрыв рот, но ни звука не вырвалось наружу, моя боль осталась скована внутри меня. Живое пламя подалось ко мне, нагнулось еще больше, и его жар стал невыносим. Затрещали волосы, кожа покрылась отвратительными волдырями ожогов, и тогда Господин вошел в меня. Наверное, я бы умерла в то же мгновение, но холод скрывшийся внутри моего существа, рванул вперед, словно цепной пес, остужая боль, затягивая ожоги изморозью, мешая пламени уничтожить меня.

Господин брал, жестко вбиваясь в податливое безучастное тело, а я смотрела, как на месте ожогов появляется чернота. Сначала безобразные кляксы, но вот морозный узор растворяется в черноте, и она распускается цветами на ветках, прекрасными, как сама Тьма и бесконечными, как Хаос. Мое тело превратилось в цветущий сад, Его сад. Он взрастил его для себя через мою боль и бессилие, наполнил терпким благоуханием своей страсти, так знакомой мне. И когда аромат заполнил спальню, пришло наслаждение. Незнакомое, не испытанное мною ни разу. Оно разлилось по жилам стремительным потоком, затянуло в вязкий омут и унесло на дно темной всепоглощающей страсти.