Трибунал - [8]

Лариса. Леня, я тебя не понимаю, почему ты не веришь в наше правосудие? Ведь есть же у нас какие-то законы, и есть, я уверена, есть, есть честные неподкупные судьи. Мне рассказывали, в одном городе, не помню в каком, там есть один судья очень добрый и, ты себе представляешь, даже взяток, говорят, не берет, к телефону не подходит и судит всегда только по закону и справедливости. И этот тоже… ну в нем же есть что-то человеческое. Разберется, Леня, примет правильное решение, и справедливость рано или поздно восторжествует. Мой дедушка тоже в свое время пострадал, его расстреляли, а потом реабилитировали. Посмертно. Мама рассказывала, что это был праздник в нашей семье.

Подоплеков. Не надо тебе таких праздников, Лара. Не жди меня, выходи замуж. Ты еще молодая, красивая, у тебя и зарплата неплохая. Ты еще встретишь какого-нибудь хорошего человека. Может быть, даже богатого. Будешь хорошо одеваться, ездить на дорогой машине. Только смотри, чтобы он не таскал тебя по театрам.

Лариса. Не говори глупости, мне никто не нужен, кроме тебя, Ленечка, я тебя люблю, я буду за тебя бороться. Я добьюсь твоего освобождения.

Председатель (остановился перед дверью туалета). Это что там за разговоры? Разве можно допускать контакты подсудимого со свидетелем? Остановите их. Есть там кто-нибудь?

Голос Горелкина. Есть!

Появляется Горелкин в больничных штанах, шлепанцах и в полицейском форменном пиджаке.

Председатель. А, это вы, Горелкин? Врачи вас еще не вскрыли?

Горелкин. Никак нет. Я с ними борюсь за свою жизнь. Но когда я слышу, что кого-то надо остановить…

Председатель. Удалите, пожалуйста, подсудимого и отправляйтесь в реанимацию. Главное в вашем положении — это интенсивное лечение, уход и покой. (Скрывается за дверью.)

Горелкин (зычно). Ну, разойдись! (Толкает клетку в глубь сцены.)

Лариса (оставаясь на месте, простирает руки). Леня!

Подоплеков. Лара, забудь меня! И детям не говори, что я арестован.

Лариса. Но они же спросят, куда ты делся. Что я им скажу?

Подоплеков (удаляясь). Скажи им… Скажи, что я попал под автобус.

Сцена пятая

Секретарь (вышел из туалета, идет по направлению к Ларисе и, заглядывая в книгу, заучивает английские фразы). Хелло. Ай эм рашен ситизен. Ай вуд лайк ту бай сам кайнд оф модест вилла он Майями бич. (Наталкивается на Ларису.) О, сорри!

Лариса. Что?

Секретарь. А, это вы? Очень переживаете?

Лариса. Я не переживаю. Я возмущена. Я просто дрожу от негодования. За что вы схватили моего мужа? Вы же знаете, что он ни в чем не виноват. За что вы его схватили?

Секретарь. Лично я никого не хватал. Я канцелярская крыса. Я сижу и пишу протокол. Что скажут, то и пишу! Скажут: «Освободить» — я напишу: «Освободить». Скажут: «Расстрелять» — напишу: «Расстрелять». Но это я так, фигурально. Смертная казнь у нас отменена, и сейчас самое большое, что может грозить вашему мужу, — это пожизненное заключение.

Лариса. Пожизненное?! За что?!

Секретарь. Бессмысленный вопрос. Мой сосед на даче копал огород. Поднялась буря, свалила сосну, сосна упала, убила соседа. За что? Мой товарищ поехал в Таиланд отдохнуть, а там цунами, и он утонул. За что? А тетя моей бабушки не пила, не курила, а в двадцать восемь лет, вы представляете себе, заболела раком легких и умерла. За что?

Лариса. Что вы сравниваете? Там воля Божья, а тут люди решают.

Секретарь. Вот именно, что люди решают. Но если Бог допускает такую несправедливость, то чего же вы от людей-то хотите? Чтобы они были справедливее Бога?

Лариса. Вы так говорите, чтобы оправдать то, что вы участвуете в этом безобразии.

Секретарь. Велл, я участвую. А вы разве нет?

Лариса (изумленно). Я? Ну да, ну в каком-то смысле, конечно, но все-таки у нас очень уж разные роли.

Секретарь. Роли разные, а игра одна.

Лариса. Но имеет же значение, кто какое участие в этой игре принимает.

Секретарь. Вот именно! Имеет. Очень даже имеет. (Неожиданно наклоняется к Ларисе.) Ничего, вот Прокурор умрет, и тогда все будет хорошо.

Лариса (видя в Секретаре тайного единомышленника). Да? А с чего бы ему умереть? Он прекрасно выглядит.

Секретарь. Это только снаружи, а внутри он весь давно прогнил, можно даже сказать, разложился.

Лариса (с надеждой). И думаете, он скоро умрет?

Секретарь. Непременно умрет. Я еще в жизни не встречал ни одного бессмертного Прокурора.

Лариса. Ну как же… Прокурор умрет, а Председатель?

Секретарь. Так и Председатель умрет.

Лариса. И тогда, вы думаете, что-то может перемениться к лучшему?

Секретарь. Да, вот так.

Лариса. Ну почему у нас все так устроено, что, если надеешься на перемены, надо дожить до того, чтобы кто-то умер?

Секретарь. Такая традиция. Но я вам должен сказать, что, когда Председатель умрет, о нем напишут, что был он хорошим добрым человеком, любил людей, детей и животных, в душе был гуманист и всегда хотел только хорошего, но имел слишком мягкий характер.

Лариса. И выносил мягкие приговоры?

Секретарь. О, нет. Приговоры он выносит не мягкие. Понимаете, если он будет выносить мягкие приговоры, то все поймут, что у него мягкий характер. Поэтому он скрывает, что у него мягкий характер, и приговоры выносит суровые. (Заметив вышедшего из уборной Прокурора, шепотом.