Три жизни одного из нас - [9]

— У вас неплохо получилось, — мрачновато признал Бутусов.

— У тебя тоже еще получится, — подбодрил Александр. — Какие твои годы?

В десять вечера все еще оживленное дружеское застолье было нарушено резким звоном дорожного будильника, который Карцев специально купил для командировок. Егор Павлович прервал очередную байку про себя и темпераментную комсомольскую инструкторшу, а Сашка встрепенулся как конь.

— Ну, Серега, пора тебе собираться, — чуть ли не хором сказали они.

Карцев с явным сожалением выбрался из уютного кресла, хрустнул, потянувшись, суставами и потряс отяжелевшей головой. Идти куда-то в ночь ему откровенно не хотелось, но… своим словом он еще дорожил.

— Чем бы запах алкогольный отбить? — спросил он в пространство.

— Чайными нифелями, — торопливо предложил Хмельницкий. — Или кофейными зернами.

— Чесноком… — хохотнул Бутусов, но тут же поправился: — Хорошо тыквенными семечками, да ведь их нет. Сойдут, наверно, и подсолнечные — у меня вот в кармане немного завалялось…

Карцев с отвращением пожевал нифеля и по настоянию Сашки еще и проглотил, затем пожевал семечки прямо с кожурой, но их выплюнул. В довершение, повинуясь собственной интуиции, съел пару лимонных долек и побрел в умывальник: чистить зубы, бриться и в целом освежиться. К половине одиннадцатого он выглядел вполне сносно и, напутствуемый фантастическими пожеланиями приятелей, шагнул за порог обжитого уютного номера.

Умиротворенный ласковым майским вечером, с проветрившейся головой, входил Карцев во двор знакомого дома на Красноармейской улице. Повторяя про себя наказ вчерашней полюбовницы (…если свет будет в одном окне, на кухне, то дочь уже уснула…), он взглянул на окна третьего этажа и чертыхнулся: все светились электричеством. Оглядевшись, он выбрал на пустынной детской площадке качели, расположенные как раз против наблюдаемых окон, и стал меланхолически покачиваться. Ожидание — весьма обычное занятие любовников. Он-то еще разместился с комфортом, а вот бедный Казанова (вспомнил легендарную биографию Карцев) как-то всю ночь мерз взаперти на темной лестнице, чтобы утром на ней же в спешке ублаготворить жену ревнивого бюргера…

Между тем свет горел и горел.

— В случае чего подожду до двенадцати, — с затаенной надеждой стал рассчитывать Карцев, — а там с полным правом могу уйти…

Однако возможность отхода была тотчас пресечена погасанием света в одном из трех заветных окон.

— Видимо, дочь спать легла, — с неудовольствием констатировал горе-любовник. — Когда-то уснет? Через десять, двадцать, тридцать минут?

Верным ответом оказалось: пятнадцать.

Окончательно растоптав мысли о дезертирстве, Карцев встал с качелей и через минуту легонько пробарабанил пальцами по нужной двери. Тем не менее, он был услышан, в прихожей раздались легкие шаги, и в распахнутой двери обрисовалась фигурка Аллы все в том же халатике на голое тело. Войдя и не отрывая от полузнакомой женщины взгляда, Сергей приметил, как покорно опущены ее руки, как беззащитны тонкие ключицы в вырезе халатика и каким боязливым ожиданием наполнены ее глаза… Неподдельное нежное чувство затеплилось в его только что готовившейся к отступничеству душе. Неожиданно для самого себя он слегка присел, обхватил Аллу предплечьями под ягодицы, прижал, выпрямившись, теплое лоно к своей груди и понес драгоценную добычу к обжитой вчера кровати…

Спустя час раскинувшаяся на подушках напрочь изнеженная женщина попыталась что-то сказать, но осевший голос ей отказал. Лишь погодя она все-таки спросила:

— Где ты всему этому научился?

— Книжки читаю, — проронил Карцев. И добавил зачем-то: — Мы с женой все это перепробовали.

— У тебя, наверное, много любовниц? — несколько повернула тему Алла.

— После женитьбы практически не было.

— Что значит «практически»?

— Ну, зажимал по углам то одну, то другую, да по-скорому пару раз перепихнулся…

— Как некрасиво вы, мужчины, иногда говорите: перепихнулся! А ведь те женщины, которые это тебе позволили, возможно, желали и испытывали счастье?

— Возможно, — закруглил тему Карцев.

— Значит, со мной у тебя по-особенному, почти как с женой? — не отступалась совратительница.

— С женой у меня почти никак, — опять ненужно соткровенничал прелюбодей.

— Она тебя разлюбила? — с благоговейным ужасом спросила Алла.

Тут Карцев на мгновение задумался: действительно, любит ли еще его Марина? Потом ответил:

— Вероятно, нелюбовь наша сейчас обоюдна.

— Так значит, никто тебя теперь не любит? — с нежным участием спросила Алла. — Кроме меня?

Не дождавшись ответа, она сползла с подушек в сторону Сергея и, приникнув к нему, стала мягко целовать его кожу на шее, плечах и груди, тихо приговаривая:

— Ах, ты мой бедненький, несчастненький, славненький! Все-то ты умеешь, а любовь потерял. Ничего, миленький, пока ты здесь, я буду тебя любить, буду холить и нежить, во всем слушаться, все тебе позволять… Что бы ты ни придумал, я всему буду рада! И я буду что-нибудь придумывать, чтобы угодить тебе. Буду тебя везде целовать, везде обглаживать…

«Эти поцелуи мне, что слону дробина», — с легкой усмешкой подумал Карцев. Однако его «молодец» так почему-то не посчитал и стал явственно крепнуть, а затем и рваться из рук неопытной искусительницы.