Три жизни: Кибальчич - [28]

От крестного Коля услышал историю этого богатыря.

Несколько лет назад был Епифан крепостным мест-ного помещика Захолоцкого. И полюбил Епифан девушку, тоже крепостную, Ганю, черноокую, красоты неописуемой. Уже и свадьба была близко, но тут увидел однажды помещик Захолоцкий Ганю — от колодца с двумя полными ведрами шла она ему навстречу. И приказал своим людям привести ее в опочивальню. Коля только догадывался, что толстобрюхий Захолоцкий хотел поступить с Ганей мерзко, отвратительно, не по-божески… А когда Ганю, безвольную, простоволосую, со смутным лицом, вели к помещику два сытых холопа с нахальными ухмыляющимися рожами, взяв ее смуглые руки в свои поганые лапы, налетел на них Епифан с колом в руках, разбросал в стороны, одному голову проломил и бросился, не помня себя, в барскую усадьбу, чтобы убить, разорвать на куски ненавистного пана. (И, вспоминая эту историю, будто услыхал Коля крик закоропских ребят: "Бей панов!")

В усадьбе накинулись на него человек двадцать верных панских слуг, бился Епифан с ними долго и, наверное, половину покалечил, а толстый помещик Захолоцкий спрятался в погребе, сидел там, дрожа от страха и обливаясь потом, сидел, пока окровавленного, истерзанного Епифана не связали по рукам и ногам. "Запороть насмерть!" — приказал Захолоцкий своим холопам. И пороли Епифана весь день за сараями, вымочив лозовые ветки в соленой воде.

Ни одного стона не услыхали холуи панские от Епифана, уже казалось им — мертвеца секут. "Готов", — сказал один из них.

Отволокли палачи кровавое тело за огороды и бросили там в густом бурьяне. "Сдохнет, — сказал помещик Захолоцкий, — туда ему и дорога, псу бешеному. Оживет — в солдаты отдам".

А над Ганей надругался пан Захолоцкий и продал ее другому помещику, далеко, в Киевскую губернию, с глаз долой.

Епифан же очнулся ночью от густой росы, хотел на бок повернуться, посмотреть, где он, — не смог. Пополз, вонзая пальцы в землю. Полз, полз, сдерживая стоны, и попал на пшеничное поле отца Ивана. Здесь и нашел его священник. Позвал Иван Иванович Зеньков свою супругу Ксению Петровну, вдвоем доволокли Епифана до дому, в горнице положили на живот — не человек перед ними, кусок кровавого мяса. "Лечить будем", — сказал отец Иван жене, а сам пошел к помещику Захолоцкому. Судом пригрозил Зеньков Епифанову мучителю. "До губернатора, — сказал, — дойду, до Петербурга". Испугался Захолоцкий, с лица спал. "Ладно, отец Иван, — через силу выдавил. — Забирай его себе. — Усмехнулся. — Дарю. Только дела не подымай". Отлежался Епифан, победило богатырское здоровье. И навсегда остался во дворе Ивана Ивановича Зенькова, только поседели волосы, черные как смоль, потухли глаза и молчаливым стал…

Наблюдая, как ловко варит Епифан уху, чистит картошку, лук режет, пшено в варево сыплет, вспоминал Коля Кибальчич историю этого человека, и теперь совсем по-иному воспринималась она, странным образом связывалась с дракой на окраине Закоропья.

За ухой сказал Иван Иванович:

— Вот что, хлопец. Через неделю травы подойдут, косовица. Будешь с нами работать. Пока ворошить сено научишься. А там, глядишь, и косу возьмешь, хлопец ты сильный. Вот Епифан и покажет. Правильно говорю? — Отец Иван повернулся к своему работнику.

— Это можно, — уронил Епифан и замолчал.

В то лето Коля Кибальчич прожил в Ксендзовке три месяца, до первых затяжных осенних дождей. Нет, тогда не сумел семилетний мальчик управиться с косой — тяжело. Но впереди было еще лето и еще… Правда, уже у деда Маркела Петровича. Все крестьянские работы постепенно познал Коля, познал и их сладость, и соленый пот, и удовлетворение от того, что видишь: каравай теплого хлеба на столе добыт твоими руками.

Крестный же, Иван Иванович Зеньков, своим примером внушил мальчику на всю жизнь: лень — враг человеческий, лучшее она в тебе сгубить может, искру божию потушит, трудом же всего достигнешь, труд — всему истинному на земле нашей основа. Только трудись не покладая рук, не разгибая спины, чтобы пот застилал глаза. И — победишь!

III

…Александр Михайлов, глядя в серый потолок своего каземата, перебирал всех товарищей по партии. Нет, никто из арестованных народовольцев не мог стать предателем!

А трагедия с Григорием Гольденбергом…

Да, это именно трагедия. Постепенно через Клеточникова Исполнительный комитет "Народной воли" узнал ее подробности.

Григорий Гольденберг был арестован на вокзале Елизаветграда 14 ноября 1879 года с полутора пудами динамита в чемодане — готовилось третье покушение на Александра Второго.

Арестованного привезли в Одессу, сопровождали его лично одесский генерал-губернатор Тотлебен, его помощник Панютин, а также прокурор Добржинский. Да, тот самый Александр Федорович Добржинский, который после удачной "работы" с Гольденбергом был переведена Петербург, и его карьера круто пошла вверх.

В камеру к Гольденбергу, когда он уже, по мнению Добржинского, был "психологически готов", подсадили "наседку" — провокатора Курицына (и специально фамилию не придумаешь). Экспрессивный, доверчивый, подогретый беспрерывными ночными "дружескими" допросами-беседами, Григорий Гольденберг рассказал Курицыну все. Все, что знал: назвал фамилии многих своих товарищей, поведал о планах готовящегося покушения на Александра Второго.