Три жизни - [76]

Кстати, ни один из мусоров и не подумал выйти из машины, чтобы помочь вынести из горящего автобуса испуганных полузадохнувшихся детей. Два здоровых мужика наружного наблюдения Петровки, призванные охранять безопасность граждан своей страны, в панике вжались в кресла своих автомобилей, словно жизнь детей их совершенно не касалась.

— Затаились, крысы! — сказал Леня Завадский, когда мы смогли тронуться дальше вместе с нашим трусливым «хвостом».

Не любил он их, это верно. Да и было за что.

4

Когда я вошел в кабинет Саратовского, Мансур повернулся ко мне и сказал с явной угрозой:

— Не знаю, кто ты такой, но ты пришел не вовремя!

— Подожди, Мансур, — вмешался Завадский. — Здесь надо полегче. Выйдем на минуту, я вас познакомлю.

Выходя в приемную, Мансур незаметным взмахом ятагана перерезал телефонный провод и бросил через плечо Саратовскому.

— Прошу без глупостей! Я все вижу и слышу…

Леня представил мне Мансура и рассказал тому обо мне. Мансуру стало ясно, что с ятаганом придется повременить. Так мое случайное присутствие в тот вечер спасло украшение головы одному из виднейших бизнесменов современной России.

Завадский рассказал мне всю историю. Оказалось, что Саратовский ловко надул его на семьдесят шесть миллионов рублей. Это были огромные, невероятно большие деньги. Леня доверил ему рубли для перевода в доллары. В те годы в России была не просто инфляция, а то, что называют в мировой практике галопирующая инфляция, которая наблюдается только в слаборазвитых странах. Курс рубля катастрофически падал каждый день, как температура умирающего. Завадский требовал отдать ему валюту, но Саратовский скрывался, не отвечал на телефонные звонки, сказывался через секретаршу больным, тянул время. Через месяц он принял Завадского и отдал ему треть того, что был должен.

— Инфляция! — пожал он плечами.

Даже если бы банк оплатил представленные деньги не по курсу на дату вклада, он все равно не имел права платить по тому курсу, что установился через месяц. С невероятным трудом мне удалось убедить Саратовского и добиться компромиссного решения, чтобы спасти Завадскому часть денег и оградить Саратовского от гораздо более серьезных потерь.

С тех пор банк «Сталечный» не мог обойтись без моей помощи.

Александр Саратовский был на редкость одаренным человеком. Это был прирожденный организатор. Я часто заставал его неподвижно сидящим в директорском кресле, с полузакрытыми глазами и отсутствующим видом. Он не сразу возвращался на землю, здоровался со мной и извинительно говорил:

— Прости, Леня. Ты не смотри, что я сижу вроде без дела. Как раз в такие минуты я зарабатываю деньги!

Он использовал все возможности для того, чтобы приумножить деньги. Я помню, как мы работали с Венгрией. Не знаю, кто придумал эту операцию, которую не могу не назвать гениальной. У Венгрии была огромная задолженность Советскому Союзу. По инерции эта задолженность перешла на Россию, поэтому долгое время эта страна не решалась протестовать против наших операций, а, возможно, не сразу и поняла их значение. Мы переводили в Венгрию, скажем, десять миллионов рублей (по тем временам американский доллар стоил в России около четырехсот рублей, а значит, десять миллионов нам давали примерно двадцать пять тысяч долларов). По существовавшему еще с советских времен грабительскому паритету, установленному в рамках СЭВ, за десять миллионов рублей мы получали двести миллионов форинтов, которые к тому времени почти свободно обменивались на международном рынке на доллары по курсу один к двадцати, так что эти двести миллионов соответствовали десяти миллионам долларов. Таким образом, мы получали за наши рубли вместо двадцати пяти тысяч целых десять миллионов, то есть по доллару за рубль! Каждый, кто умеет считать, поймет, что наш доход составлял сорок тысяч процентов.

На Саратовском лежала основная доля организационных забот, и, отдать ему должное, он умел это делать, умел находить нужных людей и заставлять их работать.

По нашей договоренности, я много времени проводил в Венгрии, контролируя этот обмен. Так продолжалось в течение года. Разумеется, потом венгерское правительство закрыло этот канал, так как поняло, что дальнейшие операции такого размаха грозят банкротством всей стране.

Подобные операции Саратовский провел позже с чешскими кронами. В этом случае процент прибыли был меньшим, однако, тоже неслыханным в мировой практике.

Я никогда не считал такие операции преступными или недостойными. Ум и талант даются человеку для того, чтобы он находил возможности, недоступные широкому большинству.

Банк «Сталечный» процветал. Он сменил имя и стал называться «Сталечный банк сбережений», а сокращенно СБС-АГРО. По просьбе Саратовского, я организовал широкую презентацию обновленного банка в роскошном отеле «Интерконтиненталь». В огромном конференц-зале (который позднее в полном составе перекочевал в не менее внушительный зал ресторана) собрались сотни людей. Тут были представители Центрального банка России, Министерства финансов, Сбербанка. Мелькало множество иностранцев, слетевшихся сюда, словно мухи на мед.

После презентации Саратовский купил двухэтажный особняк на углу Пятницкой и начал устраиваться. Через год-полтора операционные банковские залы СБС считались лучшими в России по их обслуживанию и эффективности.