Три жизни - [32]

Девушки долго отказывались, пытались нас урезонить, напоминали про соседей, а потом как-то вдруг переглянулись, махнули рукой и согласились. Тем более что жили они недалеко от Володиного дома на Гвардейской улице и могли потом разойтись по домам пешком. Разумеется, мы в два голоса пообещали их проводить.

Володина квартира была, что называется, полная чаша. Три комнаты, холодильник набит продуктами, в буфете вина, водка и знакомый мне только по названию коньяк. Мы поужинали, немного выпили — для меня это было еще внове, и включили проигрыватель. У Володи были все самые последние пластинки. Стали танцевать.

Девушки были сговорчивые, им нравилось, что мы ведем себя с ними не грубо, внимательно слушаем, и вскоре мы танцевали почти без света. Я заметил, что Володя, танцуя с Люсей, старается уйти в коридор, чтобы мы их не видели. Скоро они дотанцевали до дальней комнаты и закрылись в ней.

Я слегка потянул Валю к другой комнате.

— Погоди, не торопись, — сказала она ласково. — Ты же завтра не работаешь?

— Нет, — мотнул я головой.

— Я тебе правда нравлюсь? — спросила Валя неожиданно и посмотрела мне в лицо.

— Еще бы! — искренне ответил я.

Мне показалось, что глаза у нее стали влажными. Я почувствовал, как она сжала мои пальцы.

Мы еще долго танцевали одни, она положила мне голову на плечо, прикрыла глаза, а потом вдруг сама потянула за руку в комнату, и мы закрыли дверь, даже позабыв выключить музыку.

В этой другой Вале доверчивость соединялась с опытом, которого мне не хватало, и наша близость была счастливой, и мне казалось, не только для меня. Я до сих пор не люблю и не понимаю мужчин, грязно говорящих о женщинах. Даже недолгая близость дает нам незабываемую радость. А тот, кто выносит из встречи с женщиной отвращение или презрение, пусть винит себя самого за то, что эту радость упустил, или за то, что на нее не способен. Или же, наконец, за свою неразборчивость.

Время летело стремительно. Мы были счастливы.

В середине ночи в квартиру позвонили. Звонки были грубые, настойчивые, длинные. Мы быстро привели себя в порядок, и я слышал, как Володя пошел открывать. По разговорам в прихожей стало понятно, что это милиция. Я выглянул в окно: ни карнизов, ни балконов, пятый этаж. Уйти невозможно. Я присоединился к Володе. Милицейских было трое.

— Что тут происходит, молодежь? — осклабился первый. — Небольшой бардак с блядями? Подняли на ноги весь дом! Попрошу документы! И немедленно выключить музыку!

Отвечать на эту грубость было бессмысленно. Пока у нас троих переписывали документы, я услышал едва заметный звук прикрываемой входной двери и обрадовался за Валю, которой, как я понял, удалось выскользнуть наружу.

Однако я рано радовался.

Конечно, музыка ночью не могла понравиться соседям, хотя это было в субботу, накануне выходного. Но я еще многого не знал. Я не знал, что в доме не любят Володиного отца, капитана КГБ Затулу. Что он ведет себя с соседями заносчиво, разговаривает, если случится, свысока. В прошлом году он прирезал к своей квартире кусок лестничной площадки, метра полтора в глубину, чтобы устроить стенной шкаф в прихожей. Правду сказать, кусок этот был для прохода ненужный, но соседи возмутились, была написана коллективная жалоба. На жалобу ответа не последовало, а каждого жалобщика вызвал к себе в кабинет его начальник по работе и объяснил, на кого можно жаловаться, а на кого нельзя. При первом же случае соседи постарались отыграться.

Не знал об этом и наряд милиции, и сначала нас никто не беспокоил. Мы продолжали встречаться с Валей.

Но как только протокол ночного происшествия попал к участковому, который знал в своем квартале каждую собаку, дело приняло другой оборот. В нашей стране между милицией и КГБ существует древняя вражда и соперничество. Зачастую КГБ использует милицию в своих целях, стряпая с ее помощью уголовные дела на инакомыслящих. Милиции это никогда не нравилось. Легко сказать — состряпать уголовное дело! Для этого нужно участие нескольких милицейских чинов, провокация хулиганских действий, составление подложных документов. Кому этим хочется заниматься? А главное, для чего? На офицеров комитета будут сыпаться чины и льготы, а милиция должна делать грязную работу, даже не получая за нее ни малейшей благодарности. Сказывалась обычная нелюбовь к политическому сыску — милиционер, как любой советский гражданин, тоже не был застрахован от КГБ.

Старый участковый почуял возможность прищемить хвост гэбэшному офицеру. Навели справки обо мне. Сведения были самые интересные: бывший воспитанник спортинтерната КГБ, содержался в детской исправительной колонии за кражу, несовершеннолетний. Участковый быстро узнал, что нас в квартире было четверо. Через пару недель начались допросы, но я, естественно, молчал. О, они умеют допрашивать! Валю вскоре нашли через Люсю. Сопоставив наш возраст, двадцать три — и неполных шестнадцать! Положение хозяина квартиры становилось все более угрожающим. На радость милиции.

Валя на вызовы решила не ходить, но однажды милиционер принес ей утром повестку по адресу подруги, где она временно поселилась и где мы с ней виделись почти каждый день. Милиционер увел ее в отделение как раз после ночи, проведенной со мной.