Три заложника - [6]

Но в то утро, о котором идет речь, этот запах не доставлял мне ни малейшего удовольствия, наоборот: он буквально терзал меня, вызывая видения нарушенного непредвиденными обстоятельствами деревенского покоя. Проклятое письмо – оно ни на миг не выходило у меня из головы. Едва ознакомившись с посланием Булливанта, я с негодованием изорвал его в клочья, но утром, еще в халате (повергнув в изумление горничную), спустился в холл, достал из корзины для мусора обрывки, сложил их и перечитал еще раз от первой до последней буквы. А затем швырнул в недавно растопленный камин.

Я остался тверд в намерении не иметь дел ни с автором письма, ни с его планами, но уже не мог вернуть ощущение безмятежности, которое прежде окутывало меня как уютный старый плащ. К завтраку я спустился раньше Мэри, и покончил с ним еще до ее появления. Затем я раскурил трубку и, как обычно, отправился на утренний обход своих владений.

Утро было ясное, свежее, без инея, и пролески, распустившиеся на берегу озера, издали казались клочками летнего неба. Камышницы строили гнезда, а в жесткой прошлогодней траве под пологом сосновой рощицы уже пробились первые нарциссы. Старик Джордж Уэддон прибивал проволочную сетку для защиты от кроликов, насвистывая сквозь последние два зуба, и все вокруг, казалось, полно радости и весеннего ожидания. Да вот беда: я вдруг перестал чувствовать, что этот мир принадлежит мне. Я словно смотрел на прелестную картинку откуда-то со стороны. Что-то вторглось извне и нарушило ставшую привычной гармонию; и я не уставал проклинать Булливанта с его посланием.

Вернувшись к дому, я с удивлением обнаружил на подъездной аллее перед фасадом здоровенный черный «Роллс-Ройс». Пэддок встретил меня в холле и протянул карточку, на которой я прочитал оттиснутое вязью: «Мистер Джулиус Виктор».

Разумеется, это имя было мне знакомо. Джулиус Виктор – один из богатейших людей в мире, американский банкир, во время войны заправлявший финансовыми делами Британии. В газетах писали, что недавно он прибыл в Европу на какую-то международную конференцию. Заодно я вспомнил, как Бленкирон, откровенно недолюбливавший еврейский народ, однажды назвал его «самым нееврейским евреем со времен апостола Павла».

В библиотеке меня поджидал рослый джентльмен – стоя у окна, он рассеянно оглядывал наши окрестности. Как только я вошел, он обернулся, и я увидел худощавое лицо, обрамленное тщательно подстриженной седой бородкой, и самые тревожные глаза из всех, в какие мне когда-либо доводилось заглянуть. Выглядел гость исключительно опрятно и даже подчеркнуто элегантно: изумительно сидящий костюм, черный галстук с заколкой, украшенной крупной розовой жемчужиной, голубая крахмальная рубашка, сверкающие туфли. Но в его взгляде было столько безумия, что он казался каким-то… всклокоченным.

– Генерал! – произнес он, порывисто шагнув мне навстречу.

Мы обменялись рукопожатиями, и я жестом предложил ему сесть.

– С вашего позволения, без чинов, – сказал я. – Вы уже позавтракали?

Он покачал головой.

– Выпил чашку кофе в пути. Я никогда не ем по утрам.

– Откуда вы прибыли, сэр? – спросил я.

– Из Лондона.

От Лондона до нас семьдесят шесть миль. Рано же ему пришлось выехать! Я взглянул на мистера Виктора с любопытством, а он тут же вскочил и начал нервно расхаживать по комнате.

– Сэр Ричард! – наконец произнес он негромким приятным голосом, который наверняка располагал к себе всякого, к кому мистер Виктор обращался. – Вы солдат и немало повидали на своем веку, поэтому простите меня за прямоту. Мое дело слишком срочное, чтобы тратить время на пустые формальности. От общих друзей я знаю о вас, как о человеке исключительно талантливом и бесстрашном. Мне также рассказали, предварительно предупредив о неразглашении, о некоторых ваших достижениях… И вот я здесь – чтобы умолять вас о помощи в самой отчаянной ситуации!

Я протянул ему коробку с сигарами. Он выбрал одну и аккуратно закурил.

– Вы наверняка слышали обо мне, – продолжал он. – Я чрезвычайно богатый человек, богатство принесло мне известное влияние, поэтому я пользуюсь доверием в правительственных кругах. Я участвую во многих важнейших политических делах, и без ложной скромности могу утверждать: мое слово имеет больший вес, чем слово некоторых премьер-министров. Я прилагаю все усилия, сэр Ричард, чтобы сохранить мир во всем мире, и, как следствие, имею немало врагов – тех, кто стремится к анархии и войне. На меня неоднократно покушались, но сейчас это несущественно. Меня неплохо охраняют. Тем более, что я не больший трус, чем другие, и готов встретить свою судьбу лицом к лицу. Но сейчас меня атаковали оружием более утонченным, и, признаюсь, перед ним я беззащитен. У меня был сын, он умер десять лет назад, и теперь у меня остался единственный ребенок – дочь Адела. Ей девятнадцать, в Европу она приехала перед Рождеством, потому что в апреле должна состояться ее свадьба в Париже. Две недели назад она отправилась на охоту с друзьями в Нортгемптоншир, в поместье Рашфорд-корт. Восьмого марта она ушла пешком в деревню Рашфорд, чтобы отправить телеграмму, – и исчезла. В последний раз ее видели в двадцать минут двенадцатого, когда она выходила через калитку в ограде поместья…