Три заката и другие стихотворения - [5]

          Бесценный дар, всего лишь женский волос.

17 февраля 1862 г.

Перевод К. Савельева

Жена моряка

Смотри, ее лицо блестит от слез,

Недавно пролитых; они не высыхают,

Не отвечая на немой вопрос,

Она к себе ребенка прижимает.

Мечтательно-спокоен детский взгляд,

Глаза ребенка — как преддверье рая,

На сердце ни забот и ни тревог,

Он грезит, мир небесный озирая.

Но матерью владеет тяжкий сон

О непогоде в стороне далекой:

С дрожащих губ слетает слабый стон,

Черты искажены в тоске жестокой,

Там ветер разгулялся в облаках,

И скорбный тон звучит в его стенаньях,

Пронзительных, как крики моряка,

Что борется со смертью в океане,

Там за валами катятся валы,

Рассудок подчиняя чуждой воле;

Знакомый голос шепчет ей из мглы

Историю отчаянья и боли.

«Корабль-призрак движется вперед,

На гребнях волн качаясь монотонно,

Под ним сердитый океан ревет,

Над ним ярится буря исступленно.

Большая мачта гнется и скрипит,

Вокруг нее стоят в оцепененьи

Фигуры темные, чей обреченный вид

Терзает сердце страшным подозреньем.

Смотри! Корабль прекратил борьбу,

Он уступил напору грозовому, —

Могучий вихрь вершит его судьбу,

Влечет его к пределу роковому.

Ты слышишь грома тягостный раскат,

То в пене уходящего прибоя,

Когда над морем догорел закат,

Столкнулся барк с подводною скалою.

Его лицо мелькнуло пред тобой,

Как бледный дух, пугающий и странный,

Почудилось, что он глядит с мольбой

Куда-то вдаль, за горизонт туманный.

Что видит он — иной земли порог

И мановение руки бесплотной

Туда, где виден тусклый огонек,

Едва мерцающий в ночи холодной?

Или он видит в этот смертный час

Свой дом, жену и дочь, родимый берег,

Кольцо любимых рук, сиянье глаз —

Все, что хранил в душе и во что верил?

Корабль тонет; скоро он уйдет

Туда, где только холод и забвенье,

Ужели сгинет он в пучине вод

И нет руки, протянутой к спасенью?

Смотри, собралась призраков толпа,

Их взор пылает радостью коварной!

Уж волны хлещут…» — Голос вдруг пропал,

И крик ее развеял сон кошмарный.

Утихла буря, снова даль ясна

Пропало наважденье роковое,

Лишь ветра в снасти чистая струна,

Лишь мерный рокот близкого прибоя.

Она проснулась; сгинул ночи мрак,

В окрестных рощах крепнет птичье пенье,

И слышен лай сторожевых собак,

Веселый лай, предвестник возвращенья!

23 февраля 1857 г.

Перевод К. Савельева

Спустя три дня

[Написано после созерцаний картины Ханта Хольмана «Обретение Христа в Храме»]

И толкотня и гам

В потоке богомольцев. Во вратах

Стою: народом переполнен храм,

Сложившийся в мечтах.

Каменья здесь бесценны,

И мрамор пола рассыпает блики

По всей округе — перед нами сцена

Знамений превеликих.

Но дикой красоты

Пророчество о смерти полно силы;

И сорваны все лучшие цветы

Для той, что ждет могила.

Поговорить, поспорить

Мудрейшие сошлись со всей земли

На три святые дня. Их речь о Торе

Послушать все пришли.

Их старческие брови

Досадой сведены, надсадной мыслью:

Разрушил мальчик умственных сокровищ

И кладези, и выси.

Презренье лишь и строгость

Я в лицах наблюдал, пока мой взгляд

Не обратился на Того, Кто был в восторге

Немом — в толпе и над…

И мысль в конце концов

Созрела в сердце, полном опасений:

Способны ли слепцы вести слепцов,

Разрушив царство тленьем.

Предчувствие беды

И смерти, грозной, но пока далекой…

Кровавый свет пророческой звезды

Привел волхвов с Востока.

Как светятся махины

Зеркальных скал, венчая глубь огнем,

Моя душа во сне творит картины,

Увиденные днем.

Приходят и уходят

Лишь созерцатели. В толпе гудящей

Хватает недовольного народа,

Невесть что говорящих:

«О, где тот идеал,

И совершенный камертон для скерцо

И гимна красоте, что Он являл?»

О вы! Медлительные сердцем!

Вглядитесь в эти очи —

В них Божество любовью излилось:

Таинственней могил, бездонней ночи,

Они вас зрят насквозь.

Вглядитесь в эти очи:

Они ведут борьбу без укоризны,

Пока воскреснуть каждый не захочет —

И не захочет жизни:

Вам Бога не найти,

Склонившись, поцелуйте Его след,

Молитву изливая: «Посети,

Дозволь идти вослед!»

Среди толпы бредя,

Родитель с матерью шептали кротко,

Невольно укорив, но не судя:

«О, что ж ты, милый отрок,

Излив печаль сердец,

Что сделал с нами Ты, наш дорогой?

Три дня искали я и Твой отец

Тебя в тоске большой».

А я стоял и слушал

Слова любви: «Меня искать не надо!» —

Зарюя, лечит жаворонок душу

И мысли от разлада.

Отныне воцаряются

Покой и тишина; а с грезой слитый

Из кельи колдуна дух испаряется

С прочтением молитвы.

Уже светлеет дол,

Глаза прикрыл — зачем мне пробужденье?

Любя вцепился я в ночной подол —

Продлить свое виденье.

16 февраля 1861 г.

Перевод С. Головой

Лица в пламени

Когда угли в ночи сырой

Слегка подернутся золой,

Рождается видений строй.

Вот ферма посреди жнивья,

Хор птиц, журчание ручья, —

То место, где родился я.

Далекий образ миновал,

И гений мой нарисовал

Знакомого лица овал,

Когда узрел впервые ты

Ребенка милые черты

И кудри, эльфом завиты?

Теперь же девушка она,

Красой своей устрашена

И в омут чувств погружена.

О, как дыхание зашлось,

Когда увидеть довелось

Мне темный шелк ее волос!

Как пульс мой быстро трепетал,

Когда ее я повстречал

И нежно за руку держал!

Теперь те локоны седы,

Затеряны ее следы,

Увяли вешние сады.

Прервалась трепетная нить,

И никогда не возвратить

Ту, что могла моею быть.

Тех кратких встреч восторг забыт:

Звучит в часах моей судьбы