Три заката и другие стихотворения - [2]

Ей в клетке суждено лишь коротать свой век;

     Мужья живут в трудах, но горек жребий наш».

И прозвучал ответ из мрачной пустоты,

Где ночь сгустила скопище теней бесплотных:

«Не сетуй! Каждому назначен свой удел,

Мужчина следует путем шипов: он рубит их,

Он борется с отчаяньем, мечом встречает смерть,

А ты идешь тропою роз; ты скрашивать должна

     Его нелегкий труд, и укрывать шипы цветами».

Но с горечью она заговорила вновь:

«О да — служить игрушкой, куклой для забав,

Иль быть букетиком красивым, собранным с утра,

     Что к вечеру завянет и отправится в канаву».

И прозвучал ответ из мрачной пустоты,

Где ночь рождала сонм теней неверных:

«Ты — светоч, озаряющий его далекий путь,

     Надежды луч, рассеивающий скорбь и муку!»

Но тут почудилось ей вдруг, что грозный свет

Пронзает мрак, как яркий шар, и медленно растет,

Пока не исчезает все: старинный зал,

Зари вечерней гаснущие блики,

Высокое окно — все пропадает вдруг.

     И вот она стоит среди холмов огромных,

Вокруг — повсюду, сколько видит глаз, —

Ряды солдат, построенных для битвы,

Немые и недвижные, стоят друг против друга.

Но чу! Вот дальний гром сотряс холмы,

То всадников отряд в порыве слитном

Вперед помчался сквозь живое море,

Помчался к гибели; лишь горстка прорвалась

За строй противника, отчаянно сражаясь,

Но формы их внезапно расплылись,

Поблекли, словно духи в час рассветный,

Когда горит восточная заря; рожков призывный звук

Внезапно стих — рассеялось виденье,

Сменившись образом больничного шатра,

Где Страх и Боль витали над рядами

Больных и умирающих людей.

Там правил мрак, струившийся от крыльев Азраила,

Но в нем сновал без устали живой огонь:

Та, что явила милосердье к падшим,

Спокойно проходила между них,

И ясный взор ее звездою путеводной

Был для людей, и каждому она

Дарила свет, дарила утешенье,

Смягчала жар предсмертный губ касаньем

Или, склонясь, шептала пару слов

На ухо умирающему воину,

Который, уходя в обитель грез,

Благословлял ее. И да пребудет с ней

Благословенье прежних поколений!

Так умоляла дама, грустно наблюдая

     За той, что проходила меж людьми,

Пока ее не поглотила ночь, —

Все замерло, и кончилось виденье.

     Тогда опять раздался тихий шепот:

«Во мгле отчаянья и неизбывной тьме,

Где Ужас и Война терзают землю,

Заключено призвание твое.

Бесстрашно озираешь ты картины,

Бросающие в дрожь бойцов; ведь для тебя

Священно все, и все они равны:

Нет низости, не стоящей заботы,

И нет величия превыше благ твоих,

Любая жизнь важна, у каждого есть место,

Верши свой труд, а прочее рассудит Бог».

Умолкнул голос, но она не отвечала,

Лишь с уст ее слетело тихое «аминь»,

И поднялась она, и встала перед книгой,

     Спокойная и гордая в сгустившейся ночи,

И взор свой устремила к небу; по ее лицу

Струились слезы, но покой царил в душе,

Покой, который мир вовек отнять не сможет!

10 апреля 1856 г.

Перевод К. Савельева

Долина тени смертной

Он издает предсмертный стон,

     И жалобно, и страстно,

Как эльф, который осужден

     Жить одиноко, странствуя.

Когда на землю сходит тьма,

Я ощущаю, как с холма

Клубится хладом смерть сама

     И тает вдруг в пространстве.

Мой сын, я помню горький день, —

     Он там, в зените жизни, —

Хочу, чтоб он исчез, как тень,

     Исчез, как горечь тризны.

Но память мучит меня ядом,

Когда здесь никого нет рядом,

И вздохом ветра с тяжким градом,

     Что полон укоризны.

Пред смертью ты, мой дух, цветешь,

     Все рассказав про ужас,

Что скрыт в груди, впитавшей ложь,

     Года шли тьмой недужной,

Когда молчал я о коварстве

Сил зла — они нас держат в рабстве,

Ведут сквозь новые мытарства,

     Их знать, мой сын, не нужно.

Сковали чары цепью — что ж,

     Греху служил я требы,

Здесь Наслажденья не найдешь,

     Тяжки, как камень, хлебы.

Мой глаз духовный полон сора,

И, кажется, лечу я скоро

Сквозь мрачный лес, что стал опорой

     Тем горным кряжам неба.

Нашел долину без росы,

     Где солнца свет запретен,

И звезд, и лунной полосы, —

     Не проникает ветер

В сей мир лесной, — и здесь на ухо,

Когда от ужаса и слуха

Я замер, чей-то голос глухо

     Изрек: врата здесь Смерти.

О как невыносимо жить,

     Когда плоть отцвела,

Ночь на заре слезой омыть

     И день, ведь он дотла

Сгорел под вечер: солнце село,

И все ушло и отшумело.

Помедли, жизнь, застынь несмело,

     Пока, как жизнь, тепла.

«За озером, — мне смерть сулила, —

     В пещерной глубине,

Мозг упокоится в могиле,

     Без плача, в тишине.

В бокале вод, что зачарован,

Глоток целебный уготован

Для тех, кто слеп и болью скован,

     Кто молит лишь о сне!»

Как плакальщица, причитая,

     Выл ветр в день похорон,

Листву вершин перебирая

     И издавая стон.

Мой ангел тоже тихо плачет,

Что жест его безмолвный значит? —

Внезапным ужасом охвачен,

     Бегу отсюда вон!

Через врата спешу я садом —

     Вот мягкий луч угас,

Упав на двух детей, что рядом,

     Устав от игр и ласк,

Склоняясь вечности под иго

И предаваясь бегу мига,

Читают слово ветхой Книги:

     Вернись ко мне сейчас.

Два водопада, кто быстрей,

     Мчат с крутизны, не труся:

Вот волны золотых кудрей,

     Вот волны — темно-русых.

Через шелка густых туманов

Их синий взор дороги манят,

Он, как звезда, затмил все камни

     В коронах или в бусах.

Когда придет час смертной муки,