Три Ярославны - [6]

Тогда Ульв поджигает от кагана стрелу и говорит:

   — Так будет ещё теплее.

Он кладёт стрелу на лук и пускает её в сторону берега, и стрела вонзается в деревянную стену дома. И так, вслед за Ульвом, делают все варяги, и стрелы летят на берег, как огненные птицы. И дом загорается, как огромный факел, — и скрывается из глаз за излучиною реки.

И здесь Харальд, печально сидевший на корме, вдруг видит над крутым обрывом белого коня и на нём женщину, глядящую на уплывающую ладью.

И тогда Харальд поднимается и кричит так громко, что птицы в страхе взлетают с реи:

   — Эй, Эллисив, запомни: или я не буду Харальд, или ты родишь мне наследника норвежского престола!

Неведомо, услышала ли Эллисив, но повернула коня и вмиг исчезла. А Харальд обернулся к Феодору-живописцу и сказал вису:

— Боги, даруйте победу

Скальду в раздоре стали!

Вот чем, творитель ликов,

Мой ты украсишь парус:

Гордою русской девой

На скакуне белогривом,

Чтоб все на земле узнали

О клятве, что дал ей Харальд!

И изошли варяги с земли киевской, и покой стал в богохранимом граде сем, понеже пробавлялися бесчинством, блудом и питием; глаголят же иные, дружинник княжий Будило-отрок, затвор кладя на Златые врата, тако рек: «Аще баба с возу — комоню вольнее еси». (Явно поздняя вставка русского переписчика. — В. В.)

2 Как Харальд приплыл в Миклагард и что сотворили греки

еперь время вспомнить о греке, который приглашал Харальда на службу к императору Гриклайда. Этого человека звали Кевкамен Катакалон. Он был в большом почёте у василевса, потому что лучше других знал о делах в Гардарики и часто там бывал. И когда стало известно, что Харальд с дружиною приплыл в Миклагард, как мы, варяги, зовём Царьград, Катакалон поспешил Харальду навстречу.

Он приходит со свитой к бухте Золотого рога, где видимо-невидимо кораблей со всех стран света, смотрит и говорит:

   — Что-то я не вижу корабля Харальда. Варяжскую ладью я бы сразу отличил от других.

   — И не увидишь, высокочтимый спафарий, — отвечают люди из свиты, — ибо Харальд войдёт в бухту не на вёслах, а под парусом, с попутным ветром. Так он сам сказал.

С Катакалоном на берег пришёл ещё один мытный человек, протоспафарий по чину. Его звали Михаил Пселл. Его учёность славилась в Миклагарде, и он не терял случая, чтобы прибавить к ней хоть толику, и всегда ходил с восковой дощечкою для письма.

Пселл говорит:

   — Странный обычай. Такого я не видел ни у сирийцев, ни у армян, ни даже у иберов, приплывающих из Колхиды.

   — Нет у варягов такого обычая, — отвечает Катакалон. — Но сдаётся мне, что-то задумал этот варвар.

И он велит своим людям принять все надлежащие предосторожности. Но не успевают они к этому приступить, как ветер меняется и с моря слышатся трубные звуки. И скоро в устье бухты появляется наполненный ветром парус. И движется быстро, и приближается.

Катакалон всмотрелся и говорит, усмехнувшись:

   — Теперь я вижу, в чём дело.

Ладья плывёт уже посреди бухты, и теперь все, кто был на берегу, видят, что на её парусе изображена дева, скачущая на белом коне, прекрасная ликом. На носу же ладьи стоит трубач и трубит в рог.

Михаил Пселл, протоспафарий, говорит:

   — Мне знаком обычай рыцарей пилигримов из варварских стран изображать лик своей прекрасной дамы. Но они рисуют её на щите, а чтобы на парусе — этого я ещё не видел.

И он стал записывать увиденное на своей дощечке. Катакалон же, глядя, как корабль чалит к пристани, сказал:

   — Чем больше подвигов он совершит в её имя, тем лучше для священной Империи.

Катакалон с почестями встречает Харальда и ведёт его в город. С Харальдом отправляются Ульв, Чудин и Эйлив с Хальдором, тоже знатные воины. Дружине же было дано вина и мяса, а коням — овса, и она осталась до времени на корабле.

Катакалон ведёт Харальда по городу и с гордостью рассказывает о дворцах и храмах, что во множестве встречаются на пути. А некий человек из свиты без устали играет при этом на длинной дудке, которую греки зовут флейтой.

Харальд говорит греку:

   — Ещё охотнее я бы слушал твои речи про форум Августа, если бы не мешал этот трубач.

Грек говорит:

   — Флейтист приставлен к тебе повелением василевса, и это великий знак чести у нас.

   — Лучше бы мне повидать конунга, — отвечает Харальд, — и договориться, что и как.

   — Всему своё время, — говорит Катакалон. — Разве, как истый христианин, ты не хочешь прежде помолиться с дороги в храме святой Софии?

И они подходят к храму, больше и великолепнее которого не было со времён Соломона.

И входят внутрь, и дивятся, сколько в нём золота и серебра и как отражается в нём свет от шести тысяч лампад. Харальд и Чудин вместе с греками творят молитву. А Ульв с двумя варягами в это время только вертят головами, и Эйлив спрашивает Ульва тихо:

   — Как думаешь, хватило бы одного корабля, чтобы погрузить всё это добро?

Ульв прикинул и говорит:

   — Думаю, трёх кораблей не хватит.

   — Это как грузить, — говорит Харальд. — Если, скажем, без дружины и коней...

Тут Чудин оглянулся на них строго, и они замолкли.

   — Жаль, Феодора с собой не взяли, — говорит Чудин, сотворив молитву. — Ему бы поглядеть такое диво.