Три времени Сета - [9]

— Ты что, запомнил каждое слово этого Зюка?

— Ну да, — легко ответил вполне освоившийся за время повествования Виви. — Это не так уж трудно. Надо просто внимательно слушать.

— Ладно, валяй дальше…

— Итак, «прости меня, Висканьо, я несколько поторопился, — сказал мне Деб, — и забыл упомянуть кое о чем… Старый Баг, аскет и затворник, имел только одну слабость — золотые безделушки, и ее-то питал с наслаждением, покупая все, что только приносили в его дом жители и проезжие. Зачем они были нужны этому одинокому старцу, чей земной путь мог завершиться в любое мгновение, следующее за тем, что уже миновало? И откуда у него, всю жизнь, кажется, проходившего в одном дырявом платье, брались деньги на такое дорогое удовольствие? Вот два вопроса, на которые я и сейчас не знаю ответа. Может быть, какой-либо проезжий купец оставил ему в благодарность за хорошее предсказание мешок золотых, а может, он нашел клад в полу своего старенького домишки… Не знаю, нет, не знаю… Зато мне известно нечто другое…» На сем Деб остановился и предложил мне отведать бритунского белого. Тебе не приходилось пить его, Конан?

— Отрава, — коротко констатировал варвар, обгладывая кости последней рыбины.

— И я того же мнения. Но Деб был в восторге от кислого вкуса этого вина и еще больше от его мерзкого терпкого запаха. Я же глотнул раз, а потом незаметно вернулся к офирскому… Эх, — мечтательно произнес Виви, — хоть бы четвертушку маленькой бутыли к нашей милой ароматной рыбке… Ладно, ладно, Конан, я продолжаю.

Деб выпил до дна огромный кубок своего любимого бритунского белого, крякнул, затем налил себе еще, и только тогда я услышал, что же за «нечто другое» стало ему известно.

«Давным-давно, задолго до появления на свет мудрого Бага Левена, в предместьях Сухмета — древнего стигийского города — жил золотых дел мастер Хатхон. Его медальоны, статуэтки, перстни и прочая ювелирная дребедень ценились в Стигии наравне с кораблями, домами и женщинами, то есть очень высоко. Самые богатые нобили не всегда могли позволить себе купить что-нибудь из изделий Хатхона. Лишь у жрецов Сета, людей наигнуснейших и наиподлейших — уж поверь мне на слово, милый мой талисман, — хватало денег на все, и на то, чтобы с ног до головы обвешаться золотыми безделушками мастера — тоже. Ты понимаешь теперь, Висканьо, что Хатхон был одним из самых богатых стигийцев, ибо — и в этом я всецело с ним согласен — умел ценить свое искусство. Ах, мой друг, по молодости лет ты еще не можешь знать о том, сколько людей загубило свои жизни именно из-за того, что не умели ценить себя и свои способности. Вот ты, к примеру. Горд ли ты столь редким даром, коим наградили тебя добрые боги? Готов ли ты потребовать за один день помощи кому-либо караван самоцветов и красотку-рабыню? Ты качаешь головой? Ты слишком скромен, мальчик. Я! Я готов дать тебе и караван и красотку, сложность заключается в том лишь, что у меня нет ни того, ни другого, вот я и вынужден был украсть тебя и силой принудить остаться со мной…»

На этом месте Красивый Зюк довольно противно захохотал, обдав меня тошнотворным запахом бритунского белого. Я отвернулся. Мне вовсе не было обидно, Конан, просто я хотел дать ему понять, что не слишком-то рад своему заточению в его доме. Тогда, может быть, он стал бы осторожнее использовать мой дар, а главное — берег и кормил бы как следует меня самого. Скажу тебе честно, варвар, мне нравилось у Деба, и нравился он сам — но он не должен был этого знать, не так ли? Я путано изложил тебе свои мысли на сей счет, но ведь они тебя мало волнуют, да?

Получив подтверждение в виде небрежного кивка киммерийца, Виви со вздохом продолжал рассказ.

— Когда Деб наконец заткнулся и с опаской посмотрел на выражение моего лица, я позволил себе слегка улыбнуться. Он радостно осклабился мне в ответ. Как видно, старик все же боялся, что я могу попробовать улизнуть от него! Он подвинул мне остатки каплуна и налил полный кубок офирского красного, заметив, с каким удовольствием я пью это вино. «Что же случилось с Хатхоном, Деб?» — спросил я его после того, как осушил половину кубка. «Ничего, — пожал плечами мой хозяин. — Разве я сказал, что с ним что-то случилось? Хатхон прекрасно дожил до глубокой старости и на Серые Равнины ушел богачом, хотя, между нами, Висканьо, нужны ли ему деньги в царстве мертвецов? Впрочем, то же можно сказать и обо мне… Зачем мне деньги, если путь мой все равно завершится на Серых Равнинах, и помоги мне Иштар, чтоб сие произошло не очень скоро… Тем не менее я обожаю золото и хочу его, как ты, юноша, хочешь любви… Один вид монеты приводит меня в состояние благости. Так жрец нашего светлого бога Адониса млеет, узрев в небесах ярко вспыхнувшую на миг звезду — знак согласия высших с его служением им.

Но я опять отвлекся, Висканьо. Кажется, я говорил о Хатхоне? Бр-р… После смерти его тело намазали какой-то дрянью и положили в деревянный ящик. Стигийцы утверждают, что если раскрыть ящик через пятьсот лет, труп будет цел, только хрупок, сух и цветом бур. Ф-фу! Не правда ли? Называется сия гадость мумией и стоит человеку при жизни больших денег. Ты хотел бы быть мумией? И я тоже. Но ты ведь жил в Стигии и должен об этом знать лучше меня!»