Три версты с гаком. Я спешу за счастьем - [25]

— Значит, подействовало?

— Через неделю вот грейдер прислал… И весь день грузовик из карьера песок возил. Обещал грейдером — то и по посёлку пройтись, да, видно, понадобился для других дел… Правда, весь этот ремонт лишь до хороших дождей, но спасибо и на этом.

Носков взглянул на сруб.

— Когда же новоселье будем гулять? Говорят, ты тут какой — то заморский проект придумал… Четыре стены и все разные, а вместо крыши решето. Пол как в клубе, с наклоном, окна у тебя, как давеча, сами из наличников выскакивают… У нас таких домов сроду не строили, ей — богу! И специалистов ты подобрал самых известных в округе… По — русски — то они не могут строить, это мы знаем, так на заграничный манер…

— Чего же вы сразу мне не подсказали, что с этой компанией не стоит связываться? — упрекнул Артём.

— А ты меня спрашивал? Уж если такой гордый да знающий, чего ж мне соваться не в своё дело?

— Вам ведь видно было из окна, как они калечат дом, — сказал Артём. — Прекратили бы это безобразие.

— Говорил я им… Серёга тычет в нос твой проект. Толкует, делаем точь — в — точь по бумаге… Ну, думаю, хозяин — барин… Может, тебе вместо дома декорация понадобилась, чтобы, значит, её потом зарисовать…

— Вам все шуточки, а мне что теперь делать?

— Дом, — спокойно ответил Носков.

— Я ведь никого здесь не знаю… Опять нарвусь на таких же проходимцев!

— Большую глупость ты допустил, что уехал…

— Что теперь толку об этом говорить?

— Есть тут у нас один плотник — золотые руки, — сказал Кирилл Евграфович. — Он тебе не только избу — дворец соорудит…

— Эти тоже говорили… — усмехнулся Артём.

— Лучшего плотника, чем он, в наших краях не сыщешь, — продолжал председатель. — Но одна беда…

— Закладывает?

— Это ещё полбеды… Не будешь давать денег, так и пить не станет. Дело в том, что плотник капризный — не каждому возьмётся рубить избу.

— Что же нужно сделать, чтобы ему понравиться?

— Он сейчас на лесозаготовках, — сказал Носков. — Скоро должен объявиться… Я с ним потолкую. А мужик он очень интересный.

Носков поморщился, взглянул на дом и сказал:

— Палёным или жареным пахнет. А может, дом твой загорелся?

— Ужин мой сгорел, — спохватился Артём и бегом кинулся в сени. Появился со сковородкой, из которой валил густой синий дым.

— Без жены — то оно хлопотливо, — улыбнулся Носков.

Артём выколотил черные угольки со сковородки — это все, что осталось от яичницы с колбасой.

— Сейчас новую соорудим… Приглашаю вас, Кирилл Евграфович, на скромный холостяцкий ужин.

— Пойдём лучше ко мне, — предложил председатель. — На семейный ужин…

— Я первый пригласил, — сказал Артём.

Яичница с колбасой шипела на опрокинутом ящике, заменившем стол. Из сеней Артём принёс две зеленые рюмки на длинных ножках, а из багажника достал предусмотрительно захваченную из Ленинграда бутылку коньяку.

Кирилл Евграфович одобрительно отозвался о коньяке. В прошлом году в сельпо забросили двадцать ящиков болгарской «Плиски». И с тех пор больше коньяка не было.

Тыкая вилками в сковороду, съели яичницу. Носков выпил две рюмки и больше не стал, несмотря на уговоры Артёма.

— Хватит, — сказал он. — Выпить — то можно, а зачем? Вот эта наша русская привычка: пей до победного конца — и сгубила не одного хорошего человека… Выпить — то легко, а вот вовремя остановиться — куда потруднее…

Уселись на бревна, закурили. Мимо станции без остановки пошёл товарняк. Паровозный дым взметнулся выше деревьев и, закручиваясь спиралью, стал рассеиваться.

— Когда я сюда приезжаю, со мной что — то начинает твориться непонятное, — размякнув, заговорил Артём. — Вспоминается какой — то пожар, я его и запомнить — то не мог… Вот мы сейчас сидим тут, прошёл поезд, башня, станция, стрижи в небе и даже вы на этом бревне — у меня такое ощущение, будто все это когда — то было… И эти облака над лесом, и дым.

— Почувствовал свою родину, — просто сказал Носков. — Это не только с тобой бывает… Когда я был на фронте, под Бреслау, на меня тоже такое нашло. Вспомнился вдруг дом, баня у речки, какой — то старик копошится в предбаннике, а потом огонь, крики… Лишь когда вернулся домой, у матери узнал, что такое было на самом деле. Ещё до революции мой дед самогон варил, да и баню спалил. Сам еле живой остался… А мне тогда полтора года всего и было. А вспомнилось мне все это под Бреслау до того отчётливо, что просто диву даюсь… Сам понимаешь, как все мы намаялись на фронте за пять лет. Недаром на войне самые любимые песни были про дом, рощу да белую берёзу. Ничто так солдата за душу не трогало, как эти песни… Вспомнил один случай. Это было в сорок втором, под Торопцем. Мы закрепились на правом берегу небольшой речушки, теперь уж забыл, как и называется. Так вот как раз посерёдке между нами и немцами стояла кудрявая берёза. Вокруг вся земля снарядами вспахана, а она каким — то чудом уцелела. И все мы каждое утро радовались, видя, что после артобстрела и ночной бомбёжки стоит родимая, ветками шевелит… Глядим на неё, про дом родной вспоминаем. И тут случилась танковая атака. «Тигры» поползли прямо на нас. Тогда мы ещё не знали, как с ними совладать. Наши пушки стреляют, но пока ни одного не подбили… И скажу я тебе, даже бывалым солдатам ох как скучно сидеть в окопе и смотреть на этих «тигров»… И тут один танк, я думаю, из озорства, повернул прямо на берёзу… Как ударил грудью с ходу, так и затрещала наша кудрявая… Замахала ветками и упала вершиной в нашу сторону. Был у нас в роте солдатик такой, тихий, незаметный, воевал исправно, но на рожон не лез. Тут вскакивает он, лицо перекосилось от гнева, и со связкой гранат прямёхонько на этот танк. Ну, думаем, сейчас его прямой наводкой. Добежал — таки до самого танка и связку под брюхо ему. Подбил! Тут ещё один солдат поднимается, другой, третий… Когда загорелся второй танк, «тигры» развернулись и показали нам хвост… А солдатика того орденом Красного Знамени наградили… В газетах сейчас часто пишут военные были. Была у меня мыслишка про этот случай написать в «Известия»…