Три века Яна Амоса Коменского - [86]

Защитник обездоленных, угнетенных, Коменский провозглашает естественное право на счастье всех людей и народов. «Все люди, в какой бы части земли они ни жили, — заявляет он, — обладают одной и той же природой, в равной степени обладают способностью чувствовать и мыслить, волей и инстинктом, способностью к труду». Размышляя о человеке, он видит человечество, открывая исконные нерасторжимые связи между людьми, так как не может быть человек счастливым, если другие вокруг него несчастны.

Представления Коменского об идеальном государстве утопичны, ибо он не видел, что причина социального зла лежит в классовом антагонизме эксплуататорского общества, но подлинный глубокий демократизм и гуманизм его воззрений расковывали мысль, открывали путь к самосознанию, будили чувство человеческого достоинства и звали на борьбу. «Почему свобода всех сословий не должна быть составной частью счастья? — бросает он этот сакраментальный вопрос, чтобы тотчас же решительно и прямо ответить на него: — Без сомнения, она является счастьем, и чем более всеобща эта свобода, тем лучше».

Каков же путь достижения всеобщей свободы и всеобщего счастья? Коменский видит его в воспитании труженика, деятеля, способного к познанию всего сущего, осознавшего свою глубокую общность с человечеством. «Поэтому нужно старательно внушать юношеству назначение нашей жизни, — говорит он, — а именно — что мы рождаемся не только для самих себя, но и для всего человеческого рода... Итак, — продолжает Коменский, — тогда лишь наступило бы счастливое состояние в делах частных и общественных, если бы все прониклись желанием действовать в интересах общего благополучия, знали бы и умели, как везде друг другу помогать. Люди будут уметь и хотеть делать это, нужно только их этому научить».

Глубокой верой в людей, в их безграничные творческие возможности проникнуты эти строки. Отсюда проистекает и оптимистический характер педагогики Коменского. Обретая свою высшую цель — сделать людей свободными и счастливыми, она поднимается на новую ступень, охватывает все науки, все достижения человеческого гения. Именно эту необъятную задачу — собрать воедино, привести в систему, критически проверить все знания, добытые наукой во всех областях жизни, иначе говоря, создать Пансофию, — ставит перед собой Коменский.

Он взваливает на свои плечи непосильный груз, но величие цели вдохновляет его, придает новые и новые силы. Преодолевая препятствия, поднимаясь над трагическими обстоятельствами своей судьбы, Коменский многие годы трудится над осуществлением грандиозного замысла. Он убежден, что «при помощи научных занятий мы должны приближаться ко всеобщему познанию вещей, и к Пансофии... т. е. к полной, все в себе заключающей и во всех частях согласной с самой собою мудрости: не должно остаться неизученным ничто: ни явное, ни сокровенное».

Идея Пансофии, всезнания, у Коменского — естественное развитие его педагогических идей. От «Великой дидактики» к Пансофии, к их органическому соединению, ибо отыскание истины не самоцель. Коменский не однажды высказывает мысли, что человек с помощью познания должен зажечь новый свет мудрости, чтобы, наконец, прекратились на земле раздоры и люди смогли бы достичь счастья.

Коменский обращается к каждому и ко всем, к человеку и к человечеству. Он призывает к объединению научных знаний во всем мире, убежденный, что это приведет к взаимопониманию народов. Он выдвигает неслыханные для своего кровавого времени идеи объединения наций на основе равноправия, взаимопомощи, коллективных усилий во имя мира.

Многие рукописи Коменского уничтожил огонь, но его мысли не пропали. Исподволь, даже в забвении, совершали они свою невидимую работу, входили в сознание все большего числа людей, переходили от поколения к поколению.

Подхваченные просветителями следующего, восемнадцатого столетия, многие идеи Коменского становятся всеобщим достоянием, хотя часто и не связываются с его именем. Какой взрывчатой силой наполняется мысль Коменского об изначальном равенстве людей и праве каждого человека на счастье под пером идеологов французской революции! Восставший народ Франции шел на штурм Бастилии со знаменем, на котором было написано: «Свобода, равенство, братство». Три эти слова выражают заветные стремления Коменского, много раз высказанные в его сочинениях. У идей, как и у книг, своя судьба, отдельная от судьбы их творцов...

Девятнадцатый век заново открывает Коменского-педагога, а двадцатый — Коменского-мыслителя. Происходит это не только потому, что разыскиваются считавшиеся пропавшими произведения. По-иному, в неожиданном приближении к практике, к проблемам, поставленным временем, перечитываются и уже известные — «Великая дидактика» прежде всего. Именно девятнадцатый век обнаруживает, что в произведениях Коменского педагогика впервые предстает как наука.

Поставив великие вопросы — какова природа человеческой мысли, как человек постигает истину и как он в ней убеждается, — Коменский на научной основе строит свою педагогику. «Отыскивая пути искусства преподавания, — говорит он, — мы должны подвергать проверке вместе и по отдельности все то, что взаимодействует в процессах преподавания, учения и познания, с тем чтобы, после того как мы познали природу этих вещей, откуда и как они возникают, понять, как с ними можно и должно обращаться».