Три века Яна Амоса Коменского - [35]

Домик, который занимает Коменский, расположен недалеко от гимназии, где вскоре он становится учителем, — иначе не прокормить семью. Доротея родила ему дочь — Дороту Христину, с ними живут ее престарелые родители и дочь священника братства Христина Понятовская. Девушку считают ясновидящей. В минуты «откровения» она пророчествует, предрекая скорое избавление от несчастий. Изгнанники, цеплявшиеся хотя бы за призрак надежды, верят ей. Хочет верить и Ян Амос. Услышав в Лешно предсказания кожевника Христофора Коттера о падении «ненавистного Вавилона» (империи Габсбурга) и возвращении в Чехию Фридриха Пфальцского, Коменский переводит эти предсказания на немецкий язык и позже в Голландии передает самому Фридриху Пфальцскому.

Как мог Коменский с его ясным реалистическим мышлением увлечься ясновидцами? Не забудем, в его век, несмотря на успехи наук, многое лежало за пределами познаваемого. Великий современник Коменского Исаак Ньютон комментировал Апокалипсис[73] Иоанна, а знаменитейший астроном Иоганн Кеплер[74] занимался астрологией. Даже когда человек на века опережает время, он остается его сыном...

У Коменского есть над головой крыша, близкие люди живут вместе с ним. Он испытывает радость, входя в класс и видя устремленные на него глаза детей. У него есть стол с горящим светильником в ночной тишине. Раскрытая рукопись «Дидактики». Это его надежда, его свет. Он взялся за нее во всеоружии педагогических знаний и знаний точных наук — иначе бы не осмелился начать труд, который должен вобрать в себя и то и другое. Учить всех всему. Эту мысль он и вынесет в заголовок и добавит: «Для всего, что предлагается в этом сочинении, основания черпаются из самой природы вещей; истинность подтверждается параллельными примерами из области механических искусств; порядок распределяется по годам, месяцам, дням и часам, наконец, указывается легкий и верный путь для удачного осуществления этого на практике». А затем следует сказать, что обучение наукам и совершенствование нравов должно происходить кратко, приятно, основательно.

Ян Амос понимает, что идеи, высказанные им, одних отпугнут своей необычностью, новизной, другим будут непонятны его дидактические принципы — поэтому их нужно разъяснить и подробно обосновать. Что ж, он обратится к прославленным авторитетам в науках и философии и там, где возможно, подкрепит свои размышления цитатами. Он не забудет никого, кто из горячего желания видеть человека совершенным и счастливым, подарил последующим поколениям хотя бы одну плодотворную мысль. Античные мыслители будут соседствовать с христианскими философами. Пусть читатель знает, что его «Дидактика» воплотила стремления лучших умов человечества.

Коменский изучает, перечитывает десятки авторов. Как со старыми добрыми друзьями беседует он с Платоном, Сократом, Аристотелем, Демокритом,[75] Эпикуром,[76] Сенекой, Парменидом,[77] Пифагором,[78] Квинтилианом, Цицероном[79]... Тетради Яна Амоса заполняются выписками. С горечью он думает о том, с каким высокомерием тупицы-схоласты только потому, что они считают себя христианами, третируют античных философов — «язычников», среди которых есть мужи великой мудрости. Снова Ян Амос обращается к Бодину, Фрею,[80] Ратке, Лубину[81] и к своим давним любимцам — Андреэ, Вивесу.

Именно в это время Ян Амос впервые знакомится с сочинениями английского философа, своего старшего современника Бэкона Веруламского.[82] Они восхищают, окрыляют его. Бэкон не ограничивается критикой схоластики. Он разрабатывает новую научно-философскую методологию, помогающую проникнуть в глубины познания. Постижение этих глубин даст человеку эффективные знания, и с их помощью он сможет достичь господства над внешней и даже собственной природой. Бэкон призывает сосредоточить внимание научной мысли на выявлении материальных и действующих причин явлений — ведь именно они могут быть точно установлены в опытном исследовании природы.

В противоположность аристотелевскому «Органону», считающемуся непререкаемым авторитетом у схоластов, Бэкон называет свое сочинение «Новый органон», где и разворачивает свой метод познания, основанный на опытно-экспериментальном исследовании природы с помощью ощущения. Свои «Афоризмы об истолковании природы и царстве человека» он начинает с главного: «Человек, слуга и истолкователь природы, столько совершает и понимает, сколько постиг в порядке природы делом и размышлением, и свыше этого он не знает и знать не может». Английский философ в деле познания природы решительно отстраняет священное писание. «...Некоторые из новых философов, — говорит он в «Новом органоне», — с величайшим легкомыслием дошли до того, что попытались установить естественную философию по первой главе книги «Бытие»[83], по «Книге Иова»[84] и на других священных писаниях. Они ищут мертвое тело среди живого. Эту суетность надо тем более сдерживать и подавлять, что из безрассудного смешения божественного и человеческого выводится не только фантастическая философия, но и еретическая религия. Поэтому спасительно будет, если трезвый ум отдаст вере лишь то, что ей принадлежит».