Три века Яна Амоса Коменского - [37]

Утром Ян Амос входит в класс. Бессонной ночи как не бывало. Коменский приветлив, радуется, когда урок идет легко и задачи, поставленные им, выполнены. А после школы, посещая семьи изгнанников, он внимательно присматривается к маленьким детям, наблюдает за их играми. Ян Амос не может спокойно смотреть, как сурово обращаются взрослые с детьми, наказывая их за малейшую провинность. Слезы детей, их забитость рвут ему сердце. Как часто родители бывают несправедливы и жестоки, когда мерят их поступки своими мерками! А между тем детство — это особый мир, требующий уважения, понимания. Семейное воспитание столь же важно, как и школьное, ведь именно в детстве формируется характер, определяется судьба будущего человека.

Но занимаются ли родители семейным воспитанием? Да и знают ли они, как к этому приступить? Ведь многие убеждены, что страх, который они внушают детям, побои, унижения — единственное средство воспитания! Они не понимают, что калечат душу детей, губят в зародыше данные им природой способности. Родители должны проникнуться мыслью, что ребенок есть драгоценность дороже золота, но и хрупок он более, чем стекло. Ему легко повредить, и вред этот будет безмерный. Он объяснит всем — и прежде всего родителям — необходимость воспитания в семье, основанного не на страхе, притеснении, побоях, а на любви к ребенку, на уважении его личности, на чутком понимании его запросов.

Он должен написать книгу, в которой во всех подробностях развернет новую систему семейного воспитания. Это тоже будет школа, но только материнская. «Прекрасное сочетание — материнская школа», — отмечает про себя Коменский — и верно передает главную мысль. Ян Амос записывает: «Школа материнского лона, или О заботливом воспитании юношества в первые шесть лет». И адресует он эту книгу ко всем родителям, воспитателям, опекунам, ко всем, на кого падает какая-то часть попечения о детях. «Материнская школа», таким образом, будет предшествовать «Великой дидактике», а вместе они охватят жизнь человеческую от рождения до зрелости. В «Великой дидактике», где будут рассматриваться в единой системе ступени низшего, среднего и высшего образования, он поместит и очерк «Материнская школа».

Ян Амос увлечен своим замыслом. Он постоянно обдумывает его и вскоре набрасывает план и название двенадцати глав. В ходе работы они меняются и в конце концов выстраиваются в логическую стройную систему. Глава I — «Так как дети являются драгоценнейшим даром божьим и ни с чем не сравнимым сокровищем, то к ним нужно относиться с величайшей заботой». Он начинает с главной мысли, с основания, на котором покоится все, ведь и в «Великой дидактике» главный посыл содержится в первой главе: «Человек есть самое высшее, самое совершенное и превосходнейшее творение». В «Материнской школе» он развивает свои дидактические идеи в применении к детям до шести лет. Он определяет содержание учения и воспитания, классифицирует знания и навыки, которые возникнут у детей в процессе занятий. Как и в «Великой дидактике», в естественной взаимосвязи он рассматривает «что» и «как», «каким образом», утверждая принцип новой педагогики, которая строится с учетом возраста и психологии детей. Работа над «Великой дидактикой» еще продолжается, а «Материнская школа» уже написана. Он сам переводит ее на немецкий язык, и через несколько лет она издается сначала в Лешно, затем в Лейпциге.

Ян Амос не замечает, как идет на убыль зима — вторая зима в изгнании — и как теплые ветры с юга стучатся в окна тихого города. С каждым днем ярче светит солнце, меньше остается грязного, осевшего снега. Лешно встречает весну оживлением на улицах, где журчат и пенятся ручьи, колокольным звоном, далеко разносящимся в ясном воздухе. Весна приносит облегчение от зимних тягот, вызывает прилив сил, что-то обещает. Но к этому чувству у изгнанников примешивается грусть. Каждый из них вспоминает мирную весну на родине, приносившую столько радости. Суждено ли им вернуться? Войне не видно конца... Продолжается беспощадное разграбление Чехии. По новому «обновленному земскому устройству», введенному Фердинандом II, сословия лишались всякой законодательной власти. Еще раньше сам сейм, прозванный «похоронным», состоявшийся в Праге в 1627 году, признал утрату Чехией всех ее привилегий. Император вскоре после этого заявил, что отныне только он будет решать, возвращать или нет Чехии старые привилегии и даровать ли новые.

Страна оказалась в подчинении у высших государственных учреждений габсбургской монархии — тайного совета, придворного совета и дворцовой коморе, которые были послушны малейшему желанию императора. Королевский совет присвоил себе роль высшего суда. Разумеется, чехам нечего искать у него справедливости. Может ли существовать суд там, где нет законов? Их теперь заменяют императорские указы, официально разрешающие грабежи и насилие. Самый недавний из них, так называемый «Реституционный эдикт»[90], возвращает католической церкви все церковные земли в империи, занятые протестантами после 1555 года. В том числе, следовательно, и те, что были отторгнуты от церкви почти семьдесят пять лет назад! Уже три поколения чехов трудились на этих землях, поливая их своим потом. Теперь все они останутся без средств к существованию.